В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке. - [48]

А ведь вполне можно было перевернуть наизнанку любое либретто любой оперы (что сегодня и делается почти повсеместно и во всём мире, увы), но создатели той постановки оперы шли только от текста оперы – музыки и слова. Образ царя не вызывал никаких посторонних или отрицательных ассоциаций. Он был исторически достоверным и убедительным. В этом было его основное отличие от трактовки Юрием Григоровичем, создавшим гимн как раз самым страшным качествам царя. Трудно себе представить, что если бы был жив Прокофьев, то он одобрил бы балет, созданный из кусков его музыки.

13. Большой театр в Будапеште и Вене

Через полтора года после назначения Юрия Симонова на пост главного дирижёра ГАБТа, в сентябре-октябре 1971 года состоялись гастроли Большого театра в Будапеште и Вене. Все ожидали с волнением особенно встречи с венской публикой – самой просвещённой и самой восприимчивой в мире. Не говоря о том, что город был родиной величайших композиторов в истории музыки, или же их постоянным местопребыванием, Вена обладала и обладает до наших дней одним из лучших оркестров мира – Венской Филармонии. Венская Опера также стоит в ряду самых прославленных театров мира, наряду с «Ла Скала», Метрополитен-опера, лондонской Ковент-Гарден и парижской Гранд Опера.

В 1971 году настала и моя очередь поехать с Большим театром в Будапешт и Вену на месячные гастроли. Было много волнений в связи с отъездом и главное – как всегда было в Советском Союзе – «пустят-не пустят…» Все жили в ожидании такого поворота событий до последнего момента. В Будапеште, где я побывал до того уже дважды – в 1963 году на Международном конкурсе и в 1966-м в поездке с группой солистов Московской Филармонии, я чувствовал себя как дома. Даже лучше – город тогда располагал к такому его ощущению – всё в нём радовало – яркая толпа, красивые, изящные и элегантно одетые женщины, замечательное обслуживание, превосходный, хотя и небольшой Национальный оперный театр, магазины, рестораны – словом Будапешт в то время сверкал своими красками «дунайской жемчужины» (сейчас в 2012-м году, увы, это город-призрак).

Играя премьеру гастролей в полупустом театре Национальной оперы Будапешта (как нам объяснили, билеты на премьеру были распределены между партийными «товарищами» высокого ранга, на спектакль не пришедшими) все волновались и думали в тот вечер больше о будущей премьере в Вене.

Во время этой первой части наших гастролей, в один из выходных дней нам объявили, что всех повезут в Вышеград – живописное место над Дунаем километрах в пятидесяти северо-западнее Будапешта. Там, гуляя по аллеям я случайно услышал возбуждённые голоса: «Да кто его пустит?», «Ну, это пока неизвестно…», «И не надо, пусть сидит!». – и увидел группу во главе с Муромцевым, который и заключил дискуссию: «Как начальство решит, так и будет!» Я вскинул свой фотоаппарат и сделал снимок. Речь шла о том, что Ростроповича, похоже не хотели выпускать на гастроли в Вену.

По приезде в Вену начались репетиции «Бориса Годунова» и «Пиковой дамы». Поползли слухи, что Ростроповичу готовят замену. Через два дня, придя в отель после репетиции, я услышал, наконец, по радио самую волнующую новость наших гастролей: «Двадцать минут назад в Вену прилетел всемирно известный виолончелист и дирижёр Мстислав Ростропович. До последней минуты было неизвестно, получит ли он разрешение на поездку в Вену для дирижирования оперой Прокофьева «Война и мир». Ростропович сказал несколько слов встречавшим его корреспондентам: «Я рад, что буду иметь возможность дирижировать бессмертной партитурой Прокофьева перед венской публикой».

А на следующий день мы узнали, что Ростропович заболел, у него поднялась температура (вероятно, это был результат пережитого). Через день он пришёл на первую репетицию.

Проходя через комнату для оркестрантов, он своим появлением вызвал смятение – многие стали рассматривать с преувеличенным вниманием свои инструменты, искать что-то в сумках. Картина почти всеобщего страха была впечатляющей. Быть может, погруженный в свои мысли Ростропович и не заметил этого. На его пути оказался я один, и мне было бы очень стыдно вести себя так, как мои коллеги. Я осведомился о его здоровье, пожал ему руку и пожелал успеха.

В день премьеры «Войны и мира» венская публика устроила овацию маэстро и приветствовала его стоя. Какой контраст в отношении к всемирно известному артисту здесь и дома!

* * *

В обоих городах премьерным спектаклем был «Борис Годунов». Юрий Симонов начал дирижировать им ещё с первого своего сезона в театре в качестве главного дирижёра.

Надо сказать, что к этой работе он, как видно готовился давно и очень серьёзно. Было заметно, что в этой опере Симонов чувствовал себя вполне уверенно и имел свой собственный ясный исполнительский план.

Вероятно, опера «Борис Годунов», наряду с «Псковитянкой», была одной из главных исполнительских удач Симонова за все годы его работы в Большом театре. Многие моменты иногда казались какими-то необычными по характеру и темпам. Однако, при внимательном рассмотрении текста, в большинстве случаев можно было согласиться с изменениями, внесёнными Симоновым в исполнение этого гениального сочинения. Во всяком случае, даже и не соглашаясь с ним, следовало признать, что из всех его находок, практически ничто не шло вразрез с музыкой или в ущерб ей. Симонов прекрасно спланировал драматические вершины каждой сцены – как по тексту, так и по музыке. Как и всегда, он очень хорошо ощущал важность и значимость пауз, в частности в сцене сумасшествия Бориса. Он превосходно проводил «сцену у Фонтана» – любовный дуэт Самозванца и Марины и вообще весь «Польский акт», раскрыв в нём купюры. Кстати, для солистов дело очень облегчалось тем, что сцена с Рангони в Большом театре не шла.