В большом чуждом мире - [113]

Аугусто Маки, новичок с поста Кануко, вошел в сельву не один, с ним был старый сборщик каучука по имени Кармона. Кармона говорил ему:

— Страх перед сельвой у тебя пройдет, когда ты отойдешь лиг на десять от тропы, от зарубок на деревьях и вернешься…

Аугусто не мог отважиться на такой подвиг. Он спотыкался о корни деревьев, о лианы, ветви били его по лицу, он почти ничего не видел.

— Учись узнавать каучуконосы, — продолжал Кармона.

Они остановились перед истерзанным деревом. Ножевые раны изуродовали красивый белокожий ствол, и он истекал кровыо. Истекал здесь кровью и человек. Аугусто Маки повидал немало на посту Кануко и признал в этом растении брата по несчастью. Что ж, приходилось быть жестоким. Немного спустя они нашли еще нетронутое дерево, и ветеран вместе с новичком вонзили в теплую кору острое лезвие, опоясав дерево латунными чашечками, в которые должен был стекать густой сок. Но терять время на ожидание они не могли и потому пошли дальше. Возьмут, что накопится, на обратном пути.

Сельва росла и ширилась с каждым шагом. Вернулись они к вечеру. Больше каучуковых деревьев не нашли, но и то дерево, умирая, отдало им немало сока. На участке вырубленного леса стояло несколько бараков из пальмовых стволов. В одном поселились дон Ренато и начальник, которого звали Кустодио Ордоньес. В другом жили старшие каучеро, которым подчинялись обитатели сельвы. В третьем — пришлые индейцы, а лучше сказать, просто бедняки, потому что среди них были и белые и метисы. Бараки высились на толстых бревенчатых сваях, спасавших от сырости. В особом доме жили женщины, много женщин-индианок, наложниц дона Ренато, Ордоньеса и старших каучеро. Их обрекали на издевательства жестоких, похотливых и грубых людей.

Ордоньес был высок и крепок. Его худощавое лицо удлиняла острая бородка. Он носил сомбреро из пальмовых листьев, желтую рубаху и кожаные штаны. Пряжки на тяжелых сапогах были серебряные, на поясе всегда висел револьвер, на плече ружье. Дон Ренато был хозяином и главным управляющим поста Кануко, но Ордоньес отличался большей жестокостью.

Собирали каучуковый сок не только люди из Кануко. Индейцы, жившие в глубине сельвы, тоже должны были каждую субботу приносить свою долю. Они были рабами, их покорили пулями и бичом. Чтобы выполнять новую обязанность, им пришлось перестать охотиться, сеять, прясть. В субботу, с утра до вечера, со всех концов территории, принадлежавшей некогда их племени, шли мужчины, женщины, дети, нагруженные каучуковыми шарами, — меднолицые, длинноволосые, кто в серых рубахах, кто нагишом. Каучук принимали на вес, и индейцев, не сдавших всего сполна, привязывали к дереву и хлестали бичом. Даже детей зверски секли, и матери, чтобы их успокоить, обдували и лизали их кровоточащие ягодицы.

Ордоньес кричал:

— Лентяи! Приносите все меньше! Я вас не сечь буду, а убивать…

В давние времена борьба была жестокой. Одну историю стоит рассказать.

Шел тысяча восемьсот шестьдесят шестой год. В конце июня колеса речного парохода впервые вспенили воды реки Укайяли. «Путумайо» вышел из Икитоса в один из первых исследовательских рейсов, организованных военными. Лопасти беспокойно шлепали по воде, вдоль обоих берегов тянулась сельва. Много притоков, много заводей. Порой попадались дома первых колонизаторов, смело пришедших оспорить господство индейца и природы и упрямо прокладывавших себе путь топором и огнем. Торговали в те времена лесом, шкурами, плодами земли. Каучуковый сок еще не был промышленным сырьем. «Путумайо» прошел и по реке Качийяко, что значит «соленая вода». Вода действительно была соленой, река несла соль от самых истоков, — она начиналась среди больших гор каменной соли.

В августе упрямое судно, оставив за собой немало препятствий, поднималось по реке Пачитеа. Поселенцев по берегам становилось все меньше. Сама команда должна была рубить лес, чтобы поддерживать пар в котлах. Вперед продвигались медленно, а сельва, ревниво храня свою девственность, строила все новые козни. Судно сотрясали и таранили черные, тяжелые, наполовину затонувшие стволы. Команда поднимала давление в котлах, колеса упорно загребали воду, и «Путумайо» неотступно шел вверх. Но вдруг сильное течение швырнуло пароход на середину запруды, образовавшейся на повороте реки. Напрасно люди пытались вырваться из плена — судно лишь слегка покачивалось среди бревен, опоясавших его бока. Команде пришлось рубить стволы топорами, постепенно расчищая завал. Через сутки «Путумайо» был освобожден. Люди, вступающие в бой с сельвой, не из тех, что дают себя сломить. Они двинулись вперед, но сельва не сдавалась. На следующий день огромное бревно, врезавшись в пароход, проломило борт, и вода залила кормовые отсеки, — пришлось вытаскивать судно на песчаный берег. Пока шел ремонт, руководитель экспедиции направился к устью реки Пачитеа в поисках съестных припасов. Четырнадцатого августа на другом берегу появились четыре индейца кашиба и стали подавать исследователям дружественные знаки. Обнаженные, рослые, сильные, они были вооружены копьями. Все индейские племена боятся кашибов, никому не удавалось победить их. Но люди цивилизованные не имеют права на страх. Офицеры Тавара и Вест вместе с несколькими матросами спустили на воду лодку и поплыли. Кашибы приняли их дружественно и пригласили следовать за ними. Тавара и Вест пошли вдоль берега. Вдруг из-за деревьев, окаймлявших пляж, полетела туча стремительных стрел, и офицеры упали наземь. Четверо кашибов обернулись и всадили им копья в грудь. Матросы, уже причалившие лодку, не могли сразу оттолкнуть ее. Бросившись в воду, они вплавь добрались до «Путумайо». Меж тем индейцы подобрали трупы и исчезли в лесу. «Путумайо» возвратился в Икитос.