В безумии - [6]

Если бы я двинулся, она бы поразила меня.

Но я не двинулся, потому что не смог, потому что страх, вместо того чтобы привести мое тело в движение, превратил его в камень, мышцы одеревенели, сухожилия напряглись, и гусиная кожа покрыла тело.

Голова нависла надо мной, она, казалось, была высечена из кости, маленькие глазки походили на свежедобытый неотполированный камень, а между глазами находились ямки, служившие для определения температуры. Раздвоенный язык, как молния, вылетал из пасти, пробуя, испытывая, снабжая информацией крошечный мозг, лежащий внутри черепа. Информацией о существе, на котором оказалась змея. Тело у змеи казалось тусклым, желтым, помеченным более темными полосами, которые образовывали сложный геометрический рисунок. И змея оказалась большая. А может, мне только так казалось. Мне, охваченному страхом, но все же я ощущал ее вес.

Гроталус хоррипиус — лесная гремучая змея!

Она знала, что я здесь. Зрение ее, очень слабое, все же оставляло достаточно информации. Раздвоенный язык давал еще больше. А эти ямки замеряли температуру моего тела. Змея были удивлена — насколько может быть удивлено пресмыкающееся. Она не была уверена в своих действиях. Друг или враг? Слишком велик для добычи, но, может быть, представляет угрозу? И, при первом же признаке опасности для нее, я знал, что эти смертоносные клыки ударят.

Тело мое заныло, окаменев от страха, но я осознал, что в следующий момент эта неподвижность пройдет и я попытаюсь убежать, в отчаянии попытаюсь сбросить с себя змею. Но мозг мой, все еще охваченный страхом, работал с холодной логикой отчаяния и убеждал, что я не должен двигаться и обязан оставаться неподвижным. Это для меня единственная возможность уцелеть. Любое движение будет расценено как угроза, и змея станет защищаться.

Я заставил себя как можно медленнее закрыть глаза, чтобы случайно не мигнуть, и лежал в темноте, а желчь поднималась у меня в горле, и желудок извивался в панике.

«Я не должен двигаться, — говорил я себе. — Не шевелиться, не двигать ни одной мышцей».

Труднее всего было держать глаза закрытыми, но я знал, что я должен это сделать. Даже случайное мигание может вызвать нападение змеи.

Тело мое кричало, каждая мышца, каждый нерв дрожали от напряжения, казалось, с меня сдирали кожу. Но я заставил себя лежать спокойно — я, мозг, разум, мышление. И сама собой появилась мысль, что впервые в моей жизни мозг и тело оказались в таком противоречии.

Моя кожа, казалось, подвергалась прикосновению миллионов грязных ног. Кишечник восставал, сжимаясь и ноя. Сердце билось так сильно, что я ощущал давление крови в сосудах.

Наконец, тяжесть сползла с моей груди…

Я старался определить по перемещению тела змеи, что происходит. Она просто изменила позицию? Что-то заставило ее крошечный мозг перейти к агрессивным действиям? Может, как раз сейчас ее тело приняло S-образную форму, что предвещает бросок? Или она убрала голову, намереваясь сползти с меня, успокоенная моей неподвижностью?

Если бы только я мог приоткрыть глаза и узнать! Все существо мое, казалось, больше не могло выносить неизвестную опасность. Я должен был увидеть ее, если она есть, и действовать!

Но я продолжал держать глаза закрытыми — не плотно сжатыми, но закрытыми вполне естественно: может, напряжение лицевых мускулов, необходимое для крепкого сжатия век, достаточно, чтобы вызвать нападение…

Я обнаружил, что стараюсь дышать как можно реже и ровнее, хотя я говорил себе, что змея должна была бы уже привыкнуть к ритму дыхания.

Змея двинулась.

Тело мое напряглось от этого ощущения, но я сохранил неподвижность. Змея сползла с груди и поползла по животу. Мне показалось, что она ползла необыкновенно долго. И наконец тяжесть исчезла.

Миг настал! Тело мое кричало: теперь нужно бежать. Но я оставался неподвижным и медленно открыл глаза. Так медленно, что зрение вернулось ко мне постепенно, понемногу. Вначале я едва различал свет через ресницы, затем посмотрел через узкие щелки и наконец открыл глаза.

Если раньше, сделав это, я не увидел ничего, кроме отвратительной плоской черепообразной головы, нацеленной мне в лицо, то теперь меня ожидал новый сюрприз: я увидел скалы, находящиеся в четырех футах над моей головой, чуть скошенные влево. И ощутил запах пещеры.

Я лежал не на диване, на котором уснул под шум дождя вчера вечером, а на плоском камне на полу пещеры. Поглядев налево, я узнал, что пещера не глубока, что это всего лишь горизонтальная расщелина, проделанная дождями и ветром в известняке.

«Змеиная нора, — подумал я. — И не одной змеи, а, вероятно, бесчисленного множества. Значит, я должен оставаться неподвижным по крайней мере до тех пор, пока не удостоверюсь, что других змей здесь нет».

Утренний свет пробивался в пещеру, косые лучи солнца согревали правую сторону моего тела. Повернув глаза в этом направлении, я увидал долину. Вот дорога, по которой я ехал, а вот и моя машина поперек дороги. Но никакого следа дома, в котором я был прошлой ночью. Ни дома, ни сарая, ни загона, ни поленницы. Вообще ничего. Между дорогой и тем местом, где я лежал, протянулось холмистое пастбище, испещренное кустами, зарослями черной смородины и небольшими группами деревьев.