В. А. Гиляровский и художники - [5]

В. А. Гиляровский очень часто заглядывал на «Ляпинку» и был одним из добрых советчиков ее молодых обитателей. Он обязательно приходил к ним, когда ляпинцы отбирали этюды для очередной выставки. В столовой, так называемом «ляпинском клубе», где и речи говорились, и песни пелись, и газеты читались, ему поверяли беды, сомнения и надежды.

А однажды ляпинцы даже просили В. А. Гиляровского передать их протест директору Русской частной оперы Н. Кроткову.

Дело в том, что из дирекции ляпинцам присылали контрамарки на свободные места в театр. Для ляпинцев, не имевших и лишнего гривенника за душой, это было большим развлечением. Но однажды, при получении контрамарок на очередной спектакль, им недвусмысленно сказали, что в благодарность они должны по указанию дирекции награждать аплодисментами одних актеров и освистывать других, независимо от того, как те будут играть. Возмущенные ляпинцы написали свой протест под названием «Даровые эстетические удовольствия», в котором говорилось, что «теперь наверное ни один из ляпинцев, узнав, как дорого хотят брать за даровые билеты, не решится воспользоваться приятным угощением господина Кроткова».

После вмешательства Владимира Алексеевича ляпинцам снова стали присылать контрамарки, ничего не требуя взамен.

А. М. Васнецов вспоминает такой факт, связанный с В. А. Гиляровским: «Однажды в училище произошло недоразумение между учениками и одним из преподавателей… Училищный совет, улаживая конфликт, засиделся до полуночи. Выходим на Мясницкую, а там прохаживается Владимир Алексеевич и прямо к нам.

— Ну что, как к чему пришли? — засыпал он нас вопросами… Владимир Алексеевич поджидал нас, живо интересуясь положением единственного в Москве художественного училища».

В. А. Гиляровский был глубоко и искренне привязан к Училищу живописи, которое выпустило из своих стен немало художников, явившихся гордостью и украшением русского искусства. «Последняя четверть века. — писал он, — сверкнула крупными именами художников, и по количеству их первой была Москва, где скромное Училище живописи и ваяния победило мундирную и чопорную Академию художеств».

Газетная работа не позволяла В. А. Гиляровскому подолгу засиживаться в Москве, да и характер его был слишком подвижен. Недаром в редакции газеты «Русские ведомости» его звали «летучим корреспондентом». Совершенно неожиданно не только для знакомых, но и для родных он исчезал. Проходил день, другой, домашние звонили по всем редакциям — никто ничего не знал. И вдруг получали открытку: «Привет с Кавказа» или «Еду на Балканы» — коротко сообщал он. Поэтому никаких постоянных, из недели в неделю, «сред», подобных телешовским или шмаровинским, у В. А. Гиляровского, конечно, не могло быть. В Столешников просто шли на огонек, когда знали, что хозяин дома.

В «Столешниках» (так называли знакомые и друзья писателя его квартиру) побывала чуть ли не вся художественная интеллигенция конца прошлого и начала нынешнего века. Приходили сюда А. П. Чехов. А. И. Куприн, И. А. Бунин, И. И. Левитан, И. Е. Репин, В. М. Васнецов, Ф. И. Шаляпин, А. И. Южин и многие другие замечательные представители русской культуры.

Весело бывало у В. А. Гиляровского, когда у него собирались друзья. Смех, горячие споры разносились по всей квартире. За удачную реплику или экспромт платили по гривеннику, а на вырученные деньги покупали пирожки, конфеты или еще какие-нибудь лакомства. Однажды шум говоривших покрыл собачий вой, а вслед за воем понеслось могучее: «Есть хо-о-ч-ууу!» Это проголодавшийся Федор Иванович Шаляпин так напоминал хозяйке об ужине. А в другой комнате В. А. Гиляровский в это время спорил К. А. Коровиным:

— Нет, Костя, ты все же должен согласиться, что у тебя часто горы валятся и стены рушатся, вместо того чтобы стоять!

— Зато, Гиляй, цветы цветут, солнце светит. Ты же сам мне написал к моей картине… как это у тебя:

Желтые, лиловые,

Розовые, синие,

То полынка новая,

Будто в белом инее

             Степь цветет.

Пашнями, заплатами,

Бороздами взрытыми,

Беленькими хатами,

Табунами сытыми

             Степь живет.

— Да, я глубоко тебя люблю, Костя.

— Вот и чудесно, не будем спорить, художник прежде всего должен передавать красоту жизни, больше жизни. Помнишь, опять же ты мне сказал на одной из выставок:

Он солнца яркий луч сорвал

И бросил нам рукой умелой.

Мазок свободный, контур смелый —

Весельем, жизнью засиял.

А между тем ужин готов. Впрочем, он недолго занимает гостей, и скоро все переходят в кабинет к хозяину. Там на некоторое время устанавливается тишина. Уютно усевшись на маленький диванчик, прозванный Антоном Павловичем «вагончиком», дядя Гиляй говорит о чем-то с молодым художником Н. И. Струнниковым. Осторожно переворачивая листы альбома, рассматривает рисунки В. М. Васнецов, а около стола сидит склоненная фигура Ф. И. Шаляпина. Он что-то усердно выводит на бумаге. Время от времени Шаляпин, откидываясь на спинку стула, смотрит на лежащий перед ним небольшой листок — трудится над своим автопортретом.

— У тебя, Гиляй, не хочешь, да станешь художником! — говорит он.

В. А. Гиляровский встает с дивана и пытается заглянуть через плечо Федора Ивановича. Но тот решительно отстраняет его: