Узник моего сердца - [90]

– Возвращайтесь в Гайяр. Похороните Николетт Бургундскую и возьмите себе в жены эту женщину.

Проницательный взгляд упал на Николетт.

– Вы согласны, мадмуазель?

– Конечно, милорд. Нет ничего большего, о чем я могу просить вас. Не судите жестоко Жанну и Бланш.

Король не ответил, но то, что она не услышала в словах, прочла в его взоре.

– Теперь отправляйтесь, – Филипп махнул рукой, – пока мое сердце не ожесточилось. Идите с Богом, верой и надеждой на новую жизнь.

ЭПИЛОГ

Торжественная процессия прошла по улицам Андлу и через каменный мост в Гайяр. Повсюду была апрельская грязь, яркое солнце отражалось в воде, слепило глаза тех, кто глазел, стоя на обочине.

Впереди ехала только что повенчанная пара, сопровождаемая братом жениха, соседом-дворянином с женой, мэром, префектом и купцами.

Горожане, толпящиеся вдоль дороги, выкрикивали приветствия: «Долгой жизни!», «Много детей!» Все вытягивали шеи, толкались, желая увидеть сеньора и его красавицу-невесту.

К радости и удовольствию всех деревенских сплетников Лэр де Фонтен женился на Одетте, камеристке королевской узницы. Конечно, говорили злые языки, у нее нет приданого. Более романтично настроенные горожанки считали, что большая радость всегда приходит на колесах печали. Поскольку смерть принцессы была действительно печальной. Едва исполнилось восемнадцать – и уже в могиле!

Ворота Гайяра были открыты настежь, и гости свободно следовали через мосты и проходы. Они проезжали мимо наружной стражи и мимо недостроенной церкви, встающей из руин. Возле цитадели приветствующая толпа была еще больше.

Дворы были наполнены праздничной суетой, в воздухе витали дразнящие аппетит ароматы, смешиваясь с запахом набухших почек и молодой весенней листвы. Вереницы нарядных гостей постепенно заполняли территорию замка. Все весело улыбались в предвкушении свадебного пира.

Когда Лэр и Николетт спешились и пошли в главный зал, гости все еще прибывали, проезжая через подъемный мост. Мужчины, женщины, дети и собаки перемешались в переполненном дворе, все желали приветствовать сеньора и его красивую жену. Темные волосы Николетт были собраны золотой сеткой и увенчаны золотым венком. В бледно-желтом шелковом платье с вышитой накидкой из Триполи она сияла, как весеннее солнце. Лэр был облачен в элегантный коричневый наряд, богато украшенный золотой вышивкой. Его одежда была из фламандской шерсти, а мягкие высокие сапоги с серебряными шпорами изготовлены в Андлу.

Большой зал Гайяра заполняли ряды столов, за которые быстро садились гости. Лэр и Николетт проходили среди гостей, обмениваясь приветствиями и улыбаясь. Позднее, на возвышении жених и невеста начали празднование с того, что разломили пополам ломоть хлеба и выпили красного, как кровь, вина из одной чаши, которую передавали друг другу. Чаша была серебряной – подарок мэра и его жены.

Ощущая во рту вкус вина, Лэр наклонился, чтобы поцеловать Николетт, и пир начался.

Тьери, брат Лэра, приехал лишь накануне, возвращаясь из Арраса, где присутствовал на церемонии подписания соглашения с фламандцами. Переговоры длились четыре долгих месяца. Маршал д'Орфевре, все еще опасаясь за жизнь короля, не оставлял его. И это было кстати, так как Тьери и его дядя не ладили между собой.

Тьери провозгласил первый тост, Франсуа Кашо продолжил, и вино полилось рекой. Пир продолжался, и все гости в зале ели и пили так, будто голодали несколько дней. Из кухни несли вереницы подносов, пиршество длилось несколько часов. Вспотевшие гости сидели с покрасневшими лицами, изнемогая от жары горящих каминов.

Один за другим люди отказывались от предлагаемых кушаний. Жюдо ослабил пояс, а Дора, сидевшая рядом с ним, обмахивала лицо руками. Она слишком много выпила вина и теперь беспрерывно смеялась. Большинству мужчин тоже требовалось ослабить пояс и закатать рукава. Лица женщин лоснились, будто их намазали жиром, под столами они поднимали юбки, чтобы хоть немного охладиться.

Прежде чем заиграли музыканты, мужчины высыпали во двор, чтобы размять ноги, так, по крайней мере, они заявляли.

Тьери, чье лицо тоже покраснело от вина, прохаживался с Лэром. Когда они повернули за угол, где никого не было, он спросил:

– Когда ты вернешься в Везелей? – до сих пор у них не было возможности поговорить о будущем.

Лэр пожал плечами.

– Позже, вероятно, летом. Я не могу уехать, пока король не назначит в Гайяр нового человека.

Тьери был готов сказать, что все может произойти быстрее, если старый д'Орфевре приложит к этому руку, так как скоро на суд вынесут дело о Лагрумских лесах, но промолчал. В конце концов, это день свадьбы брата. Будет достаточно времени поговорить об этом позже.

Когда мужчины возвратились в зал, во двор небольшими группками начали выходить женщины. Николетт вышла с Адель Кашо.

– Вы должны мне все рассказать, – сказала Адель, беря подругу за руку. – Это чудесная перемена в вашей жизни. Вы с де Фонтеном будете счастливы, я уверена.

– О, да, – согласилась Николетт, улыбаясь и поглаживая руку Адель. Она действительно была счастлива. – У меня осталось одно невыполненное желание. Больше всего на свете я хочу иметь ребенка.