Узкое ущелье и Чёрная гора - [23]

Не только археолог, извлекающий на свет золотые сокровища и мумии мертвых царей, может пережить волнующую минуту, когда будто чудом оживает прошлое. Это может испытать и человек, сидящий за письменным столом, когда, размышляя над каким-то предложением в тексте, он вдруг ощущает дрожь, вызываемую обращением, как бы направленным к нему из недр могильников.

И в этом не следует видеть одно лишь филологические педантство. Разве слово «есть», когда оно звучит как призыв, не означает голод? Разве слово «вода», произнесенное в пустыне, не означает жажду?

Каков же исторический процесс, когда через три тысячи лет крик истомленного жаждой хетта понятен как фризу, обитающему сегодня на берегу Северного моря, так и пенсильванцу-голландцу, живущему на восточном побережье Америки!

Глава 5 Говорили ли хетты по-хеттски?

Расшифровка хеттского письма, сделанная Грозным, дала возможность прочитать вторую часть государственного архива из Хаттусаса. Напомним еще раз: часть бесчисленных глиняных табличек, обнаруженных при раскопках в Богазкёе в 1906–1912 годах, оказалось возможным расшифровать на месте. С этой работой справился Винклер, так как государственные записи хетты вели на заимствованном языке, а именно на дипломатическом языке того времени, аккадском (который уже давно прочитан), и вавилоно-ассирийской клинописью, расшифрованной несколькими десятилетиями ранее.

Однако другая часть, которая была написана хеттами также заимствованной клинописью, но на их собственном языке, была прочитана Грозным только теперь. Закон и право, религия и медицина, деяния королей и народов, обычаи и нравы находили свое выражение на языке самого народа.

Не должна ли была история народа предстать теперь в более ярком свете?

Конечно. Но едва только появилась расшифровка Грозного, как возникли новые проблемы, а с ними и новые дискуссии.

Прежде всего крайне недовольными оказались историки, занимавшиеся древностью. Утверждение о том, что индоевропейцы господствовали в Малой Азии, никак не соответствовало существовавшим концепциям. Не без насмешки историки спрашивали филологов, откуда же тогда должны были прийти индоевропейцы. Это был вопрос, заданный по неверному адресу, так как на него могли ответить лишь сами историки.

Затем в спор против дешифровщиков хеттских письмен вступили индоевропеисты. И это было неизбежно, ибо Грозный, который сам не был индоевропеистом, в лихорадке открытия во многих случаях дал увлечь себя на скользкий путь спорных научных допущений, особенно в том, что касалось родства слов. Очевидной была необходимость поправок, что, однако, не умаляло оригинальности его открытий.

Первая поправка была сделана немцем Фердинандом Зоммером уже в 1920 году; она явилась результатом чисто филологической, в высшей степени строгой проверки всех положений Грозного. Работу Зоммера дополнили в многочисленных деталях немцы Иоганн Фридрих и Альберт Гетце. Разработка грамматики была продолжена в 1929 году французом Л. Делаиортом, а в 1940 году доведена до ее современного уровня Иоганном Фридрихом. За его «Элементарной грамматикой хеттского языка» в 1946 году появилась вторая часть, содержавшая многочисленные отрывки для чтения в транскрипции, с объяснениями и словарем; а в 1952–1954 годах вышел его большой словарь хеттского языка. Однако Фридрих в предисловии признавал, что эти труды не дают исчерпывающих сведений о словарном составе и особенностях грамматики. Он указывает прежде всего на религиозные тексты, содержащие многочисленные термины» (Kunstausdrücke), «понимание которых нам пока недоступно и, вероятно, еще долго останется недоступным». Поэтому из осторожности Фридрих часто вместо названия предмета употребляет родовые понятия, как «платье», «печенье», или далее говорит: «имя собственное неопределенного значения». Однако какой смысл имеет все это по сравнению с одной из последних фраз его введения, в которой он, Как будто речь идет о самых обыденных вещах, вскользь делает замечание, которое является, пожалуй, наибольшим триумфом дешифровщика; «В некоторых весьма немногих местах были молчаливо исправлены явные описки, сделанные древними писцами, несколько неверных или сдвоенных определений и т. п.».

Описанное нами развитие исследовательских работ не было таким последовательным, как может показаться, если ограничиться лишь перечислением дат. Дело и том, что в 1919 году один швейцарец предпринял то, чем до него пренебрегали, так как никто не хотел вносить дополнительных осложнений, пока существовали проблемы, решение которых представлялось однозначным. Это был швейцарский языковед Эмиль Форрер, который, весьма основательно проделав это усложненное исследование, опубликовал статью «Восемь языков надписей из Богазкёя». Эта небольшая, но в высшей степени содержательная работа начинается прямым утверждением: «Исследование всех фрагментов из Богазкёя показало, что в них представлено не менее восьми языков: помимо шумерского, аккадского, языка, до сих пор называвшегося хеттским, который, как мы сейчас увидим, правильнее называть канесийским, а также праиндийским, — такие языки, как харрийский, протохеттский, лувийский и балайский».