— Да. Но это не так. Ключевая кровь необходима Культу — вероятнее всего, для создания армии вампиров со способностью телепортации, и они уже пошли на многое, чтобы обеспечить доступ к ней.
— Что ты имеешь в виду?
— Генри и Эшли. Тебе не кажется, что сбежать из плена у них получилось слишком легко? Ведь они не сбежали, Грегори. Их отпустили.
— Тогда откажись от поездки в Балассам.
— Если я попытаюсь объяснить Хелен, что лучше оставить Ключевую кровь там, где она есть, разве Хелен меня услышит?
— Целеустремлённость — не всегда благо.
— Кроме того, я не возьму на себя ответственность за временной парадокс.
— Причем здесь это?
— Представь себе, что ты застрял не в своем времени. В полном одиночестве, далеко от дома. И тебе не с кем поделиться, кроме одного-единственного человека, который знает правду, но и ему ты не можешь многого рассказать, чтобы не разрушить положенный ход событий. Лишь иногда кое о чём проговориться. Но лишь сейчас я понимаю, почему она это сказала.
— Кто сказал и что?
— Хелен. «В конце Эшли была собой». Грегори, мне очень жаль.
— Признаться, я немного потерял нить повествования. Говори по-человечески, ладно?
— Культ что-то сделает с Эшли. Что-то ужасное. Будет много жертв, и она… Она погибнет тоже.
— И ты не предупредишь Хелен?
— Нет.
Уотсон произносит это безэмоционально и сухо, словно Эшли никогда не приезжала в Лондон в гости к «дяде Джеймсу» и не лезла ему под руку во время какого-нибудь особенно сложного эксперимента. Отвороты его пальто соблазнительно близко, и Грегори поддается желанию вцепиться в них и процедить, глядя в глаза, чей цвет изменяется в зависимости от настроения владельца (в данную минуту они карие с золотистыми искрами) и которые откровенно насмехаются над причудами освещения:
— Речь идёт о моей внучке.
— Не поздновато ли проснулись родственные чувства? Я что-то не припомню открыток на день рождения и совместных прогулок по парку.
— Чёрт, Джеймс. Каждый раз, когда мы встречаемся, я тебя не узнаю. Ты — Протей, создающий сам себя, и тебе нет никакого дела до простых смертных, et cetera?
— Наконец-то дошло.
— Но проблема в том, что я не верю, что тебе всё равно.
— Зря. Видишь ли, Грегори, я прекрасно знаю, где живёт Клара. Циммерман и Друитт копают не в том направлении, но подсказки от меня они не дождутся, извини.
— Ты знаком с Кларой Гриффин?
— Последний раз я видел Клару, когда ей было шесть, но да, можно и так сказать. Кто, по твоему мнению, помог ей и Анне сменить имя, страну и начать новую жизнь?
— Ты позаботился о них — лишнее доказательство твоего неравнодушия.
— Меня попросил Найджел. Перед смертью. А воля умирающего — это закон. Непреложный и уважаемый во все эпохи. Мне плевать на традиции, но этот закон чту даже я.
— Найджел пропал…
— Для всех остальных. У меня были связи, влияние… наверху, и я использовал их, чтобы Найджел обзавелся документами на другое имя и домиком в тихом пригороде Лондона. Прятаться лучше всего на виду. Я редко навещал его, но он и Анна всегда были рады меня видеть. Однажды чуть не случился конфуз: за мной увязался один Бессмертный, и я отрубил ему голову почти на пороге дома Найджела.
— Вот Гриффин удивился…
— Не то, чтобы удивился. Он помог мне избавиться от трупа и пробурчал, чтобы впредь я устраивал дуэли на пару километров левее его сада. Он обожал свой сад. Не беспокойся: Уильям и Джон найдут Клару, хотя и несколько позже, чем могли бы. Зато у меня появится три дополнительных дня, чтобы привести в порядок свои бумаги. В частности, завещание. И подготовиться к разговору с Джоном.
— И о чём вы будете говорить?
— О двойных стандартах. Уходить, оставив незавершенные дела, нехорошо, ты согласен?
— Джеймс, пожалуйста… Я чувствую, ты по-прежнему хочешь жить. Зачем ты ведешь себя так, будто уже мёртв?
Уотсон заговорщицки улыбается и наклоняется ближе, словно открывая страшную тайну:
— У меня мало шансов остаться в живых, старый друг. И, пожалуй, я сделаю вам с Хелен прощальный подарок. Хелен из будущего упоминала, что тела Эшли так и не нашли. Возможно — возможно! — её смерть не зафиксирована во времени. Я могу поиграть с электромагнитным щитом в Старом Городе — что бы с Эшли ни сотворил Культ, система опознает её как «свою» всего по паре неизменных параметров и отключится на пять секунд. Если она при попытке телепортации успеет проскочить в образовавшееся «окно», то выживет. Но я ничего не обещаю — случайные факторы зашкаливают. Пойду умоюсь, что ли. Тут жарко.
— Ты бы пальто снял.
— Мне в нём удобно.
Лишь после ухода Джеймса Грегори замечает на стойке яркий пакет с логотипом обувного магазина. Но внутри вовсе не коробка с обновками. Уотсон не поленился обменять фунты на евро; каждая пачка сотенных купюр аккуратно перетянута резинкой. У Грегори нет нужды пересчитывать эти деньги: он подозревает, нет, он уверен — там вся сумма долга за выпивку до последнего цента. Джеймс на самом деле прощался: ни он, ни Маклауд за десять лет ни разу не заплатили за пиво или виски, и это служило молчаливым обещанием, что они непременно вернутся в бар «У Джо» (в Сикувере) или «Blues Noir» (в Париже).
