Утро, полдень и вечер - [82]

— Назад! Ни с места! — закричал Бэрнс.

Когда он открыл глаза, перед ним стояла Фэнни.

— Чего тебе? — грубо спросил он, догадавшись, что она слышала, как он кричал во сне. — Почему не разбудила?

— Что ты, Бэрни, ты и спал-то всего два часа. А вчера только три. Боюсь, как бы ты не заболел.

— Звонил кто-нибудь?

— Конечно, звонили. Без конца. Но никто не хотел, чтобы я тебя будила.

— Соумс, наверно? И Мэллон? Бэтт?

«Впрочем, Бэтт не станет звонить, — подумал Бэрнс. — Бэтт наслаждается, разыгрывает из себя шерифа. Не пожалеет, если я вовсе исчезну с лица земли».

— Бен Мэллон сказал, что он нашел двух женщин, которые все видели сегодня утром.

— Что? — Сидя на краю кровати, Бэрнс замер с ботинком в руках. — Каких женщин?

— Тех, что живут в гостинице рядом с театром. А кто они, не знаю.

Бэрнс надел ботинок.

— А тот турист, который будто бы снимал все на кинопленку?

— Бен ничего не сказал. Наверно, это лишь слухи.

— Луис Кортес не вернулся?

— Не знаю. Я все время подогревала для тебя кофе. Звонили еще мэр и сенатор Махони.

— А ну их всех к… Сейчас не до них.

Шаркая ногами, он прошел в кухню и сел. Фэнни торопливо ставила на стол чашку с блюдцем, сахар и сливки. По правде говоря, ему не следовало бы дожидаться кофе. Кто знает, что может случиться, когда делами заправляет Бэтт и когда politicos везде суют свой нос. Ну зачем путаться под ногами, если это совсем не твое дело? Поручили бы расследование ему, начальнику полиции Ларсену и еще какому-нибудь толковому парню из иммиграционного управления, и через сорок восемь часов все стало бы на свои места. А политикам понадобится несколько недель, начнутся взаимные препирательства, черт их дери. Нет, не по нему все это.

— Ты ходила к Мэй Маккелвей? — спросил он.

— Да, я ведь говорила тебе.

Бэрнс протянул жене чашку.

— Как она там? Ты сказала, что я навещу ее, как только выберу время?

— Ей уже лучше, Бэрни. По-моему, больше других она винит судью Эверслива и сенатора Махони. На твоем месте я повременила бы идти к ней. Пусть немного успокоится. Она ведь очень любила Гилли.

— Еще бы, — сказал Бэрнс. — Гилли был хороший человек. — И подумал: «Лучше меня».

Бэрнс отнюдь не считал себя идеалом. Он знал, что с ним тяжело. Он любит поставить на своем, и Фэнни лишь после многих лет совместной жизни удалось к этому привыкнуть. Например, он не хочет детей. Трижды она пыталась схитрить и всякий раз в конце концов избавлялась от ребенка. А вот Гилли хотел детей, зато его первая жена и Мэй были бесплодны…

Фэнни и Гилли… Странно, но прежде Бэрнс никогда но представлял их вместе. Но тогда он и Мэй… Мэй всегда казалась ему лакомым кусочком. Умеет она привлекать мужчин! Бедняга Фэнни изо всех сил старается подражать ей, но ничего у нее не выходит, и она это знает. Зато она верная жена, черт побери. Вряд ли другая женщина не бросила бы его, когда дела шли скверно и в банке кончались сбережения. Бывали моменты, когда он доходил до отчаяния и мог бы стать законченным мерзавцем, если бы не Фэнни. И если бы не Бэтт.

Судьба двоюродного брата всегда служила ему наглядным примером того, как не надо жить. Бэтт считал, что люди — подлецы от рождения и должны ими оставаться двадцать четыре часа в сутки, если не хотят погибнуть. И именно поэтому, полагал Бэрнс, Бэтт не нашел себе места в жизни. Должность шерифа он потерял, несмотря на все, что вынес во время забастовки. Чтобы про^ двигаться по службе, нужно нравиться людям. Конечно, злость необходима, если хочешь, чтобы другие тебя боялись, но нельзя давать этой злости волю по любому поводу, иначе она же и подведет тебя. Бэрнс и сам чуть не поддался этой злости сегодня утром и едва не убил Мэллона.

Мэллон напомнил ему о другом.

— Мэй не говорила, кого она считает убийцей Билли?

— Нет, а что? — удивилась Фэнни. — Я думаю, она знает, что это испанцы. А почему ты спрашиваешь?

Бэрнс промолчал. Сегодня утром, когда он позвонил Мэй, чтобы сообщить о смерти Билли, она сказала: «Я знаю, что его убил Бэтт; он сделал это из зависти, поскольку Билли занял его должность». Но теперь она, очевидно, одумалась и решила не бросаться больше необдуманными обвинениями.

Значит, и ему надо держать язык за зубами.

Действительно ли Бэтт оставался в конторе, пока продолжалась эта свалка в переулке?

Бэрнс считал, что сейчас не время раздумывать над этим вопросом. Он встал и, проходя мимо Фэнни, неожиданно для себя поцеловал ее в щеку.

— Adios.

Фэнни взглянула на него с улыбкой и слегка покраснела.

— Уже уходишь, дорогой?

— Пора.

Бэрнс снял со спинки стула ремень с кобурой и подпоясался.

— Если кто позвонит, сказать, что ты в конторе?

— Скажи, что через некоторое время буду там. А где сейчас, не знаешь.

— Будь осторожен, Бэрни.

Он надел свою широкополую шляпу и куртку из невыделанной кожи и вышел. Ночь обещала быть холодной.

Бэрнс ехал, замедляя ход на перекрёстках Центральных улиц, проверяя патрули, смотрел, нет ли пьяных. Вот уж кого он терпеть не мог! Только трусам нужна выпивка, пьяными они чувствуют себя храбрее и поднимают беспорядочную пальбу. Странно, но все вокруг спокойно. Красные попрятались; видимо, их застигли врасплох. Они не ожидали, что дело так обернется.