Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов - [55]

Немые фильмы шли с титрами. Вводные тексты вроде «А в это время…» или «Прошло пять лет», а также реплики персонажей снимались на специальные кадры. Учитывая малограмотность многих зрителей, титры показывались на экране утомительно долго. В это время по залу проходил громкий шепот: малограмотные читали титры по складам, грамотные читали их неграмотным спутникам. Изобразительные кадры чередовались с титрами таким образом: вот ревнивый муж занес над героиней карающий кинжал. Затем следовал титр: «Не убивай меня, Ринальдо, клянусь, я ни в чем не виновата». Далее публика с содроганием видела, как неумолимый Ринальдо пронзает жертву кинжалом, вслед за чем следовал титр: «Умри же, проклятая!»

Немые фильмы непременно шли с музыкальным сопровождением. Перед экраном стоял расстроенный рояль, на котором «музыкальный иллюстратор», иначе тапер, разыгрывал некое попурри из мелодий, каждая из которых соответствовала изображаемому эпизоду. Теперь понимаю: это требовало от пианиста не только выучки, но и известной подготовки, знакомства с фильмом, а также раздвоенного внимания.

Таперы более высокой квалификации играли вечерами, на серьезных фильмах. Для дневной публики играли неудавшиеся музыканты, а то и попросту халтурщики. Таперами почему-то всегда были немолодые мужчины в приличных, но поношенных костюмах, несвежих рубашках, но при галстуке.

В музыку никто особенно не вслушивался, она казалась естественным фоном кинофильма. Сам фильм снимался без учета какого-либо конкретного музыкального сопровождения. Но отсутствие музыки вызывало дружное возмущение всего зала. Как сейчас, когда пропадает звук.

Однажды в «Авроре» тапер вовремя не явился, и механик стал крутить фильм без него. Кадры шли своим порядком, но чего-то не хватало. Публика заволновалась и минут через пять начала орать: «Музыку!».

Еще через пять минут возглас «Музыку!» превратился в злобный вой, сопровождаемый топаньем ногами. Наконец в зал вбежал потный, измученного вида мужчина и торопливо уселся за рояль. Из рядов послышалось: «Проспал, маэстро?», «Давай, маэстро, догоняй!»

Взбившиеся лохмы бедного маэстро, когда он вбегал, силуэтом вырисовывались на экране. Поначалу я разделял негодование зрителей, а тут мне стало жаль музыканта: опоздал он явно не по своей вине. Может быть, у него внезапно заболела жена или с самим случился сердечный припадок. Горек был хлеб кинотаперов.

Кажется, в тот раз я впервые услышал слово «маэстро», и оно долго казалось мне унизительным ругательством.

Позднее я узнал, что не все кинотаперы были горемыками и неудачниками. Учась в консерватории, Шостакович подрабатывал как музыкальный иллюстратор. Постоянным тапером ближнего кинотеатра «Спартак» был в то время прославившийся впоследствии как композитор, автор популярных оперетт Юрий Милютин.

В двух-трех первостепенных кинотеатрах немые фильмы иллюстрировал небольшой оркестр. Всякая реклама кинотеатра «Художественный» (тогда – «Первый Совкино») снабжалась примечанием; «Кинокартина сопровождается оркестром под управлением Фердинанда Криш». Говорили, что Криш для каждого кинофильма готовит специальную партитуру и перед его показом проводит репетиции со своим оркестром.

Фильмы того времени анонсировались и рекламировались с необычайным размахом. По всему городу развешивались огромные щиты с изображением наиболее захватывающих эпизодов и главных героев. В словах кинопрокатчики не скупились: «Спешите посмотреть! Мировой боевик! Только одну неделю! Сплошные аншлаги! С участием всемирно известных артистов» и т. п. То же можно было прочитать даже в солидных газетах.

Иногда кинореклама преподносилась в стихах. На всю жизнь запомнилось: «Вы знаете новость? Нет? «Девушка с коробкой» выходит в свет». Можно было подумать, что «Девушку с коробкой» – посредственную кинокомедию режиссера Барнета – человечество ожидало многие десятилетия.

«Вечерняя Москва» долго разжигала любопытство своих читателей словами, разбросанными по всей рекламной полосе: «Анда… Одэли… Ута…» Через номер: «Такие таинственные сигналы получены по радио с далекой планеты». Что же дальше? Через некоторое время выяснилось, что сигналы расшифровываются как «Аэлита». Ну и что? Потом, окончательно истомив читателя, газета раскрывала тайну: выходит на экраны сенсационная кинокартина по одноименной фантастической повести Алексея Толстого. Спешите посмотреть!

И люди спешили. Иногда разочаровывались, но чаще получали удовольствие. Кино показывало необыкновенные, неправдоподобные ситуации, уводило от бытовых забот и нужд, демонстрировало необычайно красивых киногероев, экзотические города, головокружительные трюки. Мне кажется, в этом была главная притягательность немого кино. Но первенством тут владели иностранные боевики.

Советская кинопродукция, за исключением десятка действительно хороших картин, выглядела бледнее. Фильмы вроде «Ее путь» или «Дом на Трубной» весьма натуралистически показывали убожество окружающего быта, коммунальные кухни с керосинками, жалкие общежития, глупых управдомов, зажравшихся частников. Всё это не вызывало у зрителя особого восторга. Зато иностранные приключенческие фильмы действительно шли с аншлагами. Особенно если в них участвовали знаменитые Дуглас Фербенкс, Мэри Пикфорд, Конрад Фейдт и другие звезды тогдашней кинематографии.