Утренняя заря - [112]

— Озорной он. Хотя и семейный, но способен на озорство.

— А если поточнее?

— Видите ли… выпить он не прочь, погулять… Ну и… если случай представится, девицу легкомысленную не пропустит. Однако, несмотря на это, к службе относится добросовестно. Не было ни одного случая, чтобы он опоздал из увольнения или же явился в казарму выпивши.

Офицер немного подумал, а затем спросил со слегка наигранной улыбкой:

— А вы сами никогда не выпиваете?

Богар вздрогнул и, дернув плечом, ответил:

— Бывает.

— А сколько?

— Это зависит от обстоятельств.

— Выходит, что и вы озорник.

— Возможно и так. Только я на свои собственные денежки выпиваю.

— А Видо на чьи?..

— На деньги, которые ему присылает из дому жена. Стоит ему только упомянуть об этом в письме, как она сразу же высылает. А я на такие вещи, товарищ лейтенант, не способен.

— Но вы же еще не женаты.

— Не женат, но и тогда бы я такого не делал.

— И у родителей не попросили бы?

— Не попросил бы и у них. У меня уж так жизнь сложилась, товарищ лейтенант, что я, как только окончил учиться в школе, сам себе на жизнь зарабатывал. Знаете, мать у меня рано умерла, а отец снова женился и привел в дом мачеху, которая меня, собственно, и спровадила из дому, а отца она вокруг пальца обводила, как ей заблагорассудится. Вот так-то! Когда отец второй раз женился, было ему сорок лет с небольшим, а мачехе моей исполнилось всего-навсего двадцать три. Вот почему я начал зарабатывать себе на хлеб, можно сказать, с детских лет…

— Нелегкая у вас, видать, была жизнь…

— Сначала очень нелегкая, пока я не попал в бригаду строителей при сельхозкооперативе. Ее руководитель, дядюшка Карой Финта, опекал меня: и кормил, и разрешал жить у него дома, пока я не начал сам хорошо зарабатывать.

— А какая у вас специальность?

— Слесарь я. Образование получил. Я это не для того вам говорю, чтобы похвастаться. Но не скрою, когда меня в армию призывали, у меня на сберкнижке, товарищ лейтенант, двадцать тысяч форинтов лежало.

Татаи слушал и понимающе кивал головой, думая о том, что сержант Богар по праву может гордиться своим трудолюбием. У самого лейтенанта детство тоже было далеко не легким: в семье было шестеро ребятишек, а кормилец — один отец-инвалид. Правда, Татаи опекала не бригада, ему помогали преподаватели и курсанты военного училища, в которое он поступил, и с тех пор он развивался и физически и духовно, ни в чем не нуждаясь. Быть может, именно поэтому он не так строго осудил поведение Видо, хотя привычка ефрейтора выпрашивать у жены деньги, естественно, не понравилась Татаи.

— И все-таки кое-что у меня никак не укладывается в голове, — вслух выразил офицер свои мысли. — Ладно, Видо склонен к озорству, как вы выразились, и довольно крупному, но ведь нельзя же сказать, что он человек окончательно испорченный?.. Ну а случается, что он промахи допускает, совершает ошибки?

— Один раз он погорел.

— Все-таки было?! — воскликнул Татаи. — Когда же это было?

— Осенью прошлого года, когда новобранцы принимали военную присягу, — улыбнулся Богар. — Правда, он и тогда не то чтобы напился…

— Так что же все-таки тогда было?

— Он вернулся из увольнения мокрым до нитки.

— Что с ним случилось?

— Возвращался он с какой-то встречи и там вроде бы поспорил с кем-то, что обойдет по железной ограде вокруг всего озера. И проиграл: то ли его кто толкнул, то ли у него голова закружилась, как бы там ни было, а только в воду он свалился — вода с него ручьями текла.

— Я что-то не помню этот случай… — Лейтенант Татаи покачал головой.

— Вы и не можете помнить его, товарищ лейтенант: вас тогда куда-то в командировку направили на несколько дней. У Видо же все было в порядке, только обмундирование мокрое. Правда, его временно лишили постоянного пропуска, по которому он мог в любое время выходить из расположения части.

9

Следует добавить, что Видо лишился «временно» не только постоянного пропуска, но и веры в самого себя. Убедившись в том, что новыми порциями джина ему все равно не удастся подчинить Рике своей воле, он решил прекратить ухаживания, тем более что время не стояло на месте. Мысленно он начал оправдывать себя, убеждать в том, что холодные женщины никогда не нравились ему и что все это знакомство, собственно, завязалось только потому, что он не мог не оказать рыцарскую услугу жене товарища.

Рике же он объяснил, что гостиница у них очень маленькая и желающие поселиться в ней заранее бронируют себе места, а странствующие коммивояжеры обычно в таких случаях не скупятся на чаевые, однако у него, Видо, есть здесь хорошая знакомая Гизике, можно сказать, хозяйка гостиницы, которая ему ни в чем не откажет, так что Рике может не беспокоиться, что останется без крова над головой, — ценою одного «очень действенного средства» она получит превосходный номер.

Слушая слова, которые ей говорил Видо и которым она нисколько не верила, Рике только посмеивалась и тихонько напевала себе под нос модную в те дни песенку. Однако она не стала протестовать против того, чтобы Видо проводил ее до гостиницы и даже не выдернула руки, когда он по-мужски крепко взял ее под руку, как только они вышли из кафе.