Утренняя заря - [2]

Два королевства раз в пятьдесят лет воевали, но всегда война заканчивалась ничьей. И это тоже был многовековой порядок. Подрались, помирились, закатили пир – и снова долгие десятилетия спокойствия. Как день никогда не одерживает окончательную победу над ночью, а ночь – над днём, лишь сменяя друг друга, так и они жили – в равновесии.

Виви, живое, яркое и озорное воплощение света, в ответ на напыщенную речь Урирун состроила очаровательную гримаску.

– Ну и зануда же вы! – воскликнула она со смехом. – Верхом вы ездите действительно восхитительно, но временами бываете решительно несносны и скучны со своей «взрослой» серьёзностью. Всего доброго, ваше высочество!

Ни один мускул не дрогнул на лице Урирун. Она лишь слегка нагнула голову в горделивом поклоне:

– И вам всего хорошего.

Белая лошадка, стуча хорошенькими копытцами, понесла прелестную всадницу прочь – в светло-лиловую вечернюю даль. Красивое животное утопало по колено в цветущих луговых травах, а золотой плащ волос наездницы развевался у неё за спиной. Урирун провожала её затуманенным смутной тоской взглядом... Будто почувствовав её бессловесную мольбу, Виви обернулась через плечо и послала ей воздушный поцелуй прощения – сколь детски-наивный, столь же и чувственно-шаловливый, истинно женский.

Этот поцелуй ворвался в ночное пространство золотым мотыльком. Урирун протянула вперёд руку в грубой кожаной перчатке для верховой езды, и он затрепетал над ней нежными полупрозрачными крылышками, рассыпая вокруг себя сияющие искорки. Ни тени высокомерия не осталось на лице принцессы Ночи, озарённом ласковым отблеском этого прощального привета. Уголки губ тронула улыбка, и она потянулась устами к щекочущей ласке крылышек. Веки задрожали и сомкнулись от наслаждения...

Пришпорив Мрака, Урирун помчалась домой. Конь летел быстрее мысли, оставляя позади мрачные скалы, густые тёмные леса и долины извилистых рек. Чёрный плащ реял за плечами принцессы – стройной и сильной, искусной наездницы.

Вскоре показался дворец, окружённый парком. Копыта коня цокали уже размеренно и неторопливо по аллее, озарённой гирляндами огней, растянутых по ветвям вековых деревьев; повсюду журчали фонтанчики и мерцали огоньки светлячков. Растения были приспособлены к скудному освещению: иного они и не знали на этой земле. Более того, многие цветы сами излучали свет, молочно-белый и прохладный.

Урирун оставила Мрака заботам конюхов и стремительным шагом бросилась в свои покои. При каждом её шаге позвякивали шпоры и поблёскивали голенища начищенных ботфорт. Слуги предупредительно распахивали перед нею двери, пока наконец она не достигла своей опочивальни.

Сбросив плащ и перчатки, Урирун достала из-под подушки маленький портрет светловолосой принцессы и долго созерцала его влажным от слёз взором. На обороте портрета было начертано имя: «Виви». Убедившись, что ничей любопытный взгляд не следит за ней, Урирун расцеловала голубоглазое личико, а следом за ним и имя – да, несерьёзное, детское, наивное, но самое драгоценное на свете, крепко проросшее корнями в её сердце.

Потом Урирун бродила по берегу пруда в королевском парке. Уголки её губ были уныло опущены: «Она считает меня скучной занудой». Всё, чему её учили наставники, разбивалось о светлый звонкий смех Виви; все эти уроки королевских манер – пустая чушь, никому не нужная и лишняя ерундистика... Искренняя, милая простота светлой принцессы – вот тот недостижимый идеал, который Урирун тайно лелеяла в своём сердце. С младых ногтей её учили сдержанности; никому не показывать своих истинных чувств – вот высшее искусство, которым обязана владеть каждая правительница Ночи. Это внушали ей с детства, и она верила в науку светского обхождения. Но Виви внесла в её душу сладкий беспорядок.

«Почему я не могу просто сказать ей это?» – размышляла принцесса Ночи, отбросив наскучившие учебники. В учёбе она была прилежна, но сейчас решительно не могла сосредоточиться на науках. Перед её мысленным взором стояла Виви – дразнящая, смеющаяся, ослепительно светлая.

Королева пригласила её в свои покои для серьёзного разговора. Отблески пламени камина играли на её седых волосах, и печальная торжественность проступала в каждом её движении. Они были похожи как две капли воды – как один человек в разных возрастах.

– Урирун, подходит к концу твоё ученичество, – промолвила королева. – Вскоре тебе предстоит сменить меня на престоле. Я надеюсь, ты с должной серьёзностью осознаёшь важность этого шага.

– Да, ваше величество, – проговорила Урирун.

– Ты вступаешь в новую эпоху своей жизни – эпоху зрелости, – продолжала правительница. – Юношескую горячность следует оставить позади: эмоции – не лучший советчик в государственных делах. На этой стезе следует руководствоваться трезвым рассудком.

– Я знаю это, ваше величество, – сказала Урирун с почтительным поклоном.

– Это хорошо, дитя моё, – кивнула королева. – Но при всей важности роли разума, о чувствах тоже не следует забывать. Скажи, в твоём сердце поселилась любовь?

Бледные щёки Урирун снова покрылись румянцем. Белая лошадка, смеющиеся глаза, золотой мотылёк... Но её уста смыкала печать трепещущей тайны, и принцесса смущённо промолчала. Королева проницательно улыбнулась.