Утренний свет - [19]
— Ну-ну, — неопределенно протянула мать и погладила ее по затылку. — Бояться-то пока нечего, глупая.
Мать лежала неподвижно и, когда голова Клавдии отяжелела у нее на плече, высвободила правую руку и в темноте перекрестила дочь широким, истовым крестом.
XI
В третью ночь войны в гулкой предрассветной тишине загудел паровоз — два коротких гудка и один длинный. Скоро к нему присоединился второй паровоз. Странно и тревожно диссонируя, они начали гудеть в два голоса.
— Тревога, мать, — сипло сказал из кухни Диомид Яковлевич.
Он тяжело спустил ноги со скамьи и тотчас же услышал спокойный голос старухи:
— Вставай, дочка! Гудят! Пальтишко не забудь надеть.
Клавдия накинула пальто и вместе с отцом вышла на улицу.
На дороге, у ворот домов, стояли группы людей, похожих на призраки в серой предрассветной мгле. Гудки паровозов затихли, и тогда стали слышны негромкие голоса:
— На Москву летят.
— Не мы же им нужны, прости господи!
— А мы все-таки на тракте.
— У них тракт: Смоленск — Москва…
— Летают, гады!
— Дожили!
— Нельзя, гражданин, так падать духом.
Клавдия вскинула голову и сначала услышала, а потом смутно увидела в высоком небе темные, плавно движущиеся точки. Это летели о н и, немцы.
Москва лежала на востоке, за лесами, настолько далеко от Прогонной, что отсюда невозможно было увидеть ее небо. Но над горизонтом уже всходила ранняя заря, и от этого казалось, что там, где-то далеко-далеко, разгорается пожар.
Вражеские самолеты пролетели, и на пути, тоже вдали от Прогонной, стали вспыхивать и гаснуть бесшумные белые облачка.
— Зенитные орудия бьют, — неторопливо сказал какой-то мужчина.
И тут в светлеющем небе снова возник и стал отвратительно нарастать высокий вой: должно быть, то была вторая волна самолетов. На этот раз их совсем не было видно, но вой приближался и скоро вибрирующе зазвенел, казалось, прямо над головой. Люди невольно поднимали плечи и пятились в тень, к домам, к воротам. Потом вой свалился на восток и стал затихать.
Клавдия молча, с широко раскрытыми глазами, стояла за плечом отца: она еще не совсем понимала, что происходит.
— Ты бы накинула шаль, простынешь! — услышала она встревоженный окрик.
На крыльце, оказывается, стояла мать. Высокая, вся в белом, она, закинув голову, смотрела в воющее небо.
— Как тать в ночи, — проговорила она с обидой и отвращением. — А ты вот стой, жди, когда смерть на тебя сбросят.
Никто ей не ответил. Какая-то древняя бабка, невесть откуда появившаяся у ворот Суховых, принялась уверять, что немецкий самолет похож на большой огурец. «Огурчом, огурчом», — шепелявя, повторяла она и обиженно жевала губами, хотя никто и не думал ей возражать.
Был ли налет недолгим или немцы, не достигнув Москвы, повернули обратно, только скоро в небе, все на той же недоступной глазу высоте, пронеслись они уже на запад.
— Уходят! Уходят! — с досадой завопили мальчишки.
— Держи их! — произнес насмешливый голос, тот самый, что сказал о зенитных орудиях.
Мать ушла в дом. Отец, мельком глянув на Клавдию, заложил руки за пояс и пошел во двор. Неторопливо вынес он из сарая железную лопату, поплевал на руки и принялся среди зеленого огорода копать щель, убежище от бомб.
Он работал не разгибаясь, и скоро уже наметилась узкая черная полоса будущей щели. Тут в садике у соседей вскрикнула и запричитала женщина.
Клавдия, молча смотревшая на отца, подняла воротник пальто и через боковую калитку побежала к соседям.
— Дядю Ваню призывают на войну, — сказала она, возвратясь, и неожиданно добавила: — Дай помогу.
— Спи иди, — буркнул отец, подавая ей, однако, лопату; себе он взял другую. Вдвоем они усердно принялись копать канаву, то и дело поглядывая на яблоневый садик соседей.
Там сначала появились дети — двое маленьких мальчишек, которых Клавдия в обычное время как-то не замечала. Оба прилипли к реденькому частоколу и, робко шмыгая носами, наблюдали за работой Суховых. Потом вышел Иван — молодой кустарь, работавший в артели плетеной мебели. Он тоже подошел к забору.
— Ухожу, Демид Яковлич, — сказал он, странно растягивая вздрагивающие губы.
— Слыхал, — откликнулся отец коротко и вытер пот с лица.
— Так бы оно ничего, — сказал Иван и, немного приглушив голос, добавил: — Детишки вон малы. От детишек трудно.
Так началось это горестное четвертое утро войны.
Отец и Клавдия с упрямым остервенением копали канаву. Мать, неодобрительно хмурясь, молча ходила мимо. У соседей то и дело выбегала в сад заплаканная жена Ивана, она стряпала прощальные лепешки и беспокойно окликала Ивана. А Иван выпил и бродил между яблоньками в новой рубахе без пояса. Принаряженные мальчишки не отставали от него ни на шаг. В конце концов отец усадил их в тачку и, напряженно улыбаясь, стал катать по саду.
После завтрака, в жаркий полдень, семья Суховых вышла к воротам — провожать соседа. Он вынес на руках обоих мальчишек, был красен и все так же напряженно улыбался. Сзади шла семья — жена, теща, молоденькая сестра. Женщины плакали и протяжно причитали. Дойдя до Суховых, Иван поставил мальчишек на землю, низко поклонился, подошел к Матрене Ивановне, обнял ее и крепко поцеловал в губы. У матери задрожало лицо, медленная слеза поползла по щеке. Она обернулась к Клавдии и строго сказала:
«Большая земля» — самостоятельная часть романа «Пролегли в степи дороги».Действие романа «Большая земля» охватывает сорок лет жизни степной деревни — от русско-японской войны до весны 1943 года. В нем живут и действуют представители нескольких поколений крестьян, в частности семья Логуновых, где «золотым корнем» рода является Авдотья, народная поэтесса, о которой М. Горький сказал: «Надо, чтобы вопленица Авдотья Нужда спела отходную старому миру».
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.