Утренний бриз - [24]

Молоденькая, совсем еще девочка, чукчанка стоит около Свенсона и, подняв татуированное лицо, не сводит глаз с Олафа. Она горда, что у нее такой муж — богатый, сильный и всеми уважаемый. На десяти нартах приехал американец в стойбище, и на каждой нарте много товаров, да таких, каких в стойбище многие никогда и не видывали. Ей Свенсон подарил бусы — красные, как спелая брусника. Чукчанка поднимает руку и через кухлянку нащупывает несколько нитей бус на шее, но тут же тайком вздыхает. Бусы напоминают ей, как мучил ее Свенсон. Тяжело быть женой белого. Она испуганно взглядывает на американца — не услышал ли он ее мыслей, не обиделся ли, но Олаф забыл о ней. Он, откинув голову, хохочет во все горло и выкрикивает по-английски:

— Дави его! Ха-ха-ха! Так, мордой в снег!.. На лопатки, на лопатки!

Борцы, сцепившись, катаются по снегу. Еще трудно определить, кто же победит. Все кричат и волнуются и не замечают, что к стойбищу приближается караван из пяти нарт. Упряжки бегут устало. Даже вид стойбища не прибавляет им резвости. Караван останавливается у крайней яранги. С передней нарты поднимается невысокий человек с обросшим редкой щетиной лицом и говорит спутникам вяло, через силу:

— Ждите…

Те не отвечают, сходятся и начинают скручивать цигарки. У всех измотанный вид. Лица обморожены, глаза слезятся. Никто не обращает внимания на долетающие крики и смех. Люди так обессилели, что ко всему равнодушны. Они только жадно затягиваются дымом и простуженно кашляют.

— Подохнем мы в тундре, — наконец нарушает молчание самый молодой из приехавших. Голос у него дрожащий, плаксивый.

— Не каркай, — обрывает его злобно кто-то из попутчиков. — Сдохнешь в свое время. Не торопись!

И снова все молчат. Их вожак подходит к Свенсону и окликает его на плохом английском языке:

— Мистер Свенсон!

Олаф с увлечением следит за борцами. Наконец он услышал, что кто-то настойчиво повторяет его имя, и с неудовольствием оборачивается. Он видит перед собой низенького человека с осунувшимся лицом и вначале не узнает его, напряженно думает: «Кто же это такой?»

— Я Черепахин из Марково, — называет себя приезжий, и только тогда Свенсон признает фельдшера, но безжалостно говорит:

— Вас трудно узнать!

Куда девались округлые щеки и двойной подбородок Черепахина? Сейчас фельдшер похож на одного из великомучеников, каких рисуют в церковных книгах и на иконах.

— Что вас привело сюда? — недоумевает Свенсон и посматривает на борцов, которые, вскочив на ноги, вновь примериваются для очередной схватки. У Черепахина закипает злость на Свенсона. Довольный, безмятежный вид Олафа раздражает его. «Сейчас я тебе испорчу настроение. Перестанешь улыбаться, как дурак, получивший погремушку».

— Большая беда случилась, мистер Свенсон, — говорит фельдшер и ждет, что американец заинтересуется, спросит, о какой беде говорит он, но Олаф молчит. Он думает о том, что Черепахин проторговался и догнал его, чтобы просить в кредит товары, Мартинсону взбучка пошла на пользу, и он ничего русским купчишкам не дает. Свенсон говорит себе, что со своими приказчиками надо быть безжалостно строгим и тогда они станут образцовыми служащими.

— В Ново-Мариинске переворот, — сообщает Черепахин. — Власть взяли большевики. Расстреляны Громов, Толстихин и Суздалев. В Усть-Белой убит большевиками Малков. Я бежал из Марково.

Сообщение Черепахина не вызвало особенно сильного удивления у Свенсона. Он как бы предчувствовал, что такое может произойти. И, похвалив себя за осторожность, ответил Черепахину:

— В России любят устраивать революции, так же как и в Южной Америке. Это дело самих русских, меня это не касается. Я не вмешиваюсь в жизнь чужого дома. Я только коммерсант.

И все-таки Олаф встревожен. Он забыл о борцах. Его веселость сменилась озабоченностью. Он тронул Черепахина за плечо:

— Пойдемте в ярангу. Вы мне все подробно расскажете…

«Так-то лучше, — подумал Черепахин. — Но я тебе еще не все преподнес». Свенсон зашагал крупно, быстро. Черепахин не поспевал за ним, и ему приходилось почти бежать рядом с американцем. Их догнала молоденькая чукчанка, но Свенсон не обратил на нее Внимания. Чем больше он думал о новости, привезенной Черепахиным, тем неспокойнее становилось у него на сердце. Как скажется переворот на его торговле? Если судить по слухам, то большевики в России не очень-то милуют коммерсантов. Но это своих. А как они относятся к иностранным? Может, с ними можно договориться? Договориться — это значит в чем-то уступить и, конечно, в прибылях. Ну, на это он не пойдет. Свенсон уже в одинаковой мере был зол и на большевиков, и на Стайна, и на его хозяев, Томаса и Росса.

Они вошли в полутемную ярангу, сели у костра, над которым висел котел. От него шел запах варящейся оленины. Черепахин сглотнул слюну. Последние дни пришлось изрядно поголодать. Забыв о своей брезгливости, он показал знаками старой чукчанке, которая возилась у костра, чтобы она достала ему мяса.

Она выловила железным прутом большой кусок и подала его Черепахину на продолговатом деревянном подносе, черном от грязи и скользком от жира, фельдшер, обжигаясь, рвал зубами полусырое мясо и, давясь, глотал. Олаф ждал.