Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - [53]

Несмотря на трагическое насилие, свойственное той эпохе, Китай переживал поразительное экономическое и политическое преображение. В IV столетии до н. э. китайцы научились ковать железо и с помощью новых железных орудий очистили от лесов значительные территории: в результате выросли урожаи, а следом начался стремительный рост населения. Новое сословие купцов, тесно сотрудничавших с правителями, строило фабрики, шахты, основывало крупные торговые дома. Города больше не были закрытыми анклавами: они превратились в многолюдные центры торговли и промышленности[481]. Многих эти перемены радовали, но некоторых и тревожили. Политики все чаще задумывались о сухом прагматизме новой купеческой этики. «Ритуалы» настаивали, что император должен, подобно Яо, полагаться на добродетель (дэ) своего служения и «делать ничто» (у вэй). Но новые правители энергично вели свою политику, а властелин царства Вэй заменил наследственную аристократию на чиновников, получавших жалованье. Министров, плохо исполнявших свои обязанности, без церемоний казнили или отправляли в ссылку.

Такие перемены неизбежно вели к социальному взрыву. Набор крестьян в армию, а также присвоение правителями земель, где крестьяне традиционно охотились, ловили рыбу или рубили дрова, подрывали сельскую экономику. Многим сельским жителям приходилось искать новую работу на фабриках или шахтах. Некоторые аристократические семьи, замененные чиновниками на жалованье, утратили влияние, захирели и пришли в упадок. Под напором перемен одни просто бежали из городов, другие искали ответы на новые вопросы. Примерно в это же время в Средиземноморье Афины создали демократию как противоядие от авторитарного правления; но в Китае антиавторитарный импульс выражался в форме полного отказа от политики. Некоторые философы, убежденные, что единственный выход – вовсе отказаться от правительства, просто уходили из городов и скрывались в лесах[482]. Эти отшельники знаменовали собой первую фазу развития философии даосизма.

Героем для них стал Шэнь-нун, один из мифических Мудрых Царей, в начале времен предшествовавший Яо и Шуню: он был изобретателем сельского хозяйства[483]. Даосы рассказывали: вместо того чтобы централизовать свою империю, Шэнь-нун позволил каждому владению остаться независимым, а вместо того, чтобы запугивать и эксплуатировать народ, правил «недеянием» (у вэй). Даосы верили, что, подвергая свою жизнь опасности, мы оскорбляем Небо, которое каждому отмерило определенный срок, так что теперь, когда общественная жизнь сделалась столь опасной, не следует искать себе политической карьеры. В позднейших разделах «Изречений», созданных, видимо, во второй половине IV в. до н. э., мы видим, как Конфуций спорит с отшельниками, так называемыми «отвергшими мир» (инь-чже), которые насмехаются над ним за «стремление к недостижимой цели» – попытки спасти общество[484]. Эти анахореты создали философию, оправдывающую их отшельничество: древнейшим из них был Ян-цзы (учитель Ян). Даты его жизни неточны, и текстов он после себя не оставил, но в более поздних трудах встречаются фрагменты его учения. Великий конфуцианский философ Мэн-цзы (361–288 гг. до н. э.) подытоживал философию Ян-цзы как: «Каждый человек – для самого себя»[485] и отвергал ее как чистый эгоизм, утверждая, что Ян-цзы говорил: «Даже если можно облагодетельствовать Империю, выдернув у себя всего один волос – не делай этого»[486]. Но это почти наверняка искажение слов Ян-цзы. Возможно, он имел в виду, что все наслаждения империи не стоят и одного волоска с твоей головы. Другие передавали, что Ян-цзы «ценил человеческое Я» или «презирал вещи и ценил жизнь». Жизнь была для него так драгоценна, что все богатства мира не могли с ней сравниться; он считал, что сохранять ее – священный долг[487]. Подобные же чувства высказывали и поздние даосы[488]. От последователей Яна легко отмахнуться как от своего рода безответственных хиппи, однако современников они явно беспокоили. Более того, даже их критики отмечали, что, хотя Сражающиеся царства и развивали мощные политические идеологии, их решимость заставить людей подчиняться неестественным нормам выглядела столь же нереалистичной. Возможно, последователи Яна стремились к более глубокому пониманию пределов деспотизма и тоталитарного правления[489].

Учение Яна оживленно обсуждалось в Академии Цзи-ся, созданной правителями Ци. Конфуцианцев это новое движение очень беспокоило. Если Ян-цзы прав, то Мудрые Цари, терпевшие труды и стеснения ради блага народа – просто глупцы. И как будет развиваться мир, если каждый станет заботиться только о себе? Что, если конфуцианский идеал самовоспитания в самом деле противоречит природе? Двое ученых из академии пришли к радикально различным выводам. Одним из них был Шэнь Дао (ок. 350–270 гг. до н. э.), основатель школы, известной как «легизм», которая рассматривала новые институты, сложившиеся в эпоху Сражающихся царств, как проявления Пути Неба, которым не должны мешать простые смертные: правителю необходимо практиковать у вэй и воздерживаться от любого личного вмешательства в правительственные дела, способного нарушить механическую работу системы. Легистские идеи уже воплотил в государстве Цинь Повелитель Шан (ум. в 338 г. до н. э.), которому не было дела ни до Мудрых Царей, ни до сострадания. Единственной его целью было обогащение государства и укрепление его военной мощи