Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - [37]

.

Ритуалисты княжества Лю не сомневались, что ли сможет сделать китайскую знать гуманными людьми, подобными Яо и Шуню. Идеал чжун-цзы описывался так: «Серьезный, величественный, внушительный, утонченный… лицо его… спокойно и приветливо»[325]. Его умеренность, самообладание и благородство способны поставить предел насилию, гордыне и шовинизму, поскольку «обряды противостоят беспорядку, как плотины наводнению»[326]. Однако ли необходимо исполнять «искренне» и соблюдать так неукоснительно, чтобы он вошел в плоть и в душу чжун-цзы, стал частью его личности; чжун-цзы должен отдаться этим ритуалам всем сердцем, так, как участники великих ритуальных драм забывают о себе, перевоплощаясь в предков. Тогда тело его станет ходячей и дышащей иконой той гармонии и порядка, которую он наблюдает в космосе[327].

Мы в современном мире склонны думать, что нравственное преображение начинается в умах и сердцах, а затем просто отражается в нашем физическом поведении. Но нейрофизиологи отвечают на это, что именно движения тела создают наши идеи и чувства: «Жесты не просто отражают мысль, но помогают ее сформулировать, – поясняет один психолог. – Без жестов мир был бы иным – и неполным»[328]. Другие настаивают, что тело и сознание неразделимы, и что многие наши фундаментальные понятия порождены телесным опытом. Через час после рождения младенец уже может подражать жестам взрослых и явно радуется их отклику; так возникает представление о тесной связи между чужими действиями и нашими внутренними состояниями. Со временем мы не вырастаем из этого ощущения; на нем строится вся наша дальнейшая жизнь[329].

В эпоху Весны и Осени, когда упадок династии Чжоу угрожал идеологическим основам общества, с помощью физических дисциплин ли ритуалисты стремились возродить мир. Попытки вести себя изысканно-вежливо и альтруистично сохраняли живым идеал общественного порядка и в то же время давали китайцам понять, как далеки они от этого идеала. Жесты ли были направлены на выработку уступчивости (жан). Вместо того, чтобы агрессивно соперничать за места в иерархии и кичиться своими достижениями, советники князя должны были уступать друг другу. В том же духе регулировалась и семейная жизнь. Старший сын должен был служить отцу и почитать его как будущего обожествленного предка; в сущности, именно тщательное соблюдение ли сыновнего благочестия и должно было придать его отцу ту священность (шень), что даст ему возможность сделаться божественным предком после смерти. Так что сын прислуживал родителям, готовил им еду, чинил одежду, разговаривал с ними тихим, почтительным голосом. Если отец бывал раздражителен – сын, подобно Шуню, воздерживался от гнева, а вместо этого старался сочувствовать отцу: вместе с ним радоваться, вместе грустить, поститься, когда отец болен[330].

С точки зрения современных нравов это может вызывать негодование, однако ли ограничивал и отцовскую власть, предписывая отцу поступать с детьми по справедливости, вести себя с ними вежливо и доброжелательно. В сущности, никто не ждал, что сын станет подчиняться дурным распоряжениям отца. Вся система была отлажена так, что каждый член семьи получал свою долю уважения и почтения. Главной обязанностью младшего сына было не служить отцу, а поддерживать старшего брата. Старший сын мог сам стать отцом и, прислуживая отцу, в то же время получать знаки почитания от своих детей; а когда отец умирал, сын представлял его в ритуале бин, поскольку именно он помог создать шень, сделавшую отца божественным предком. В основе семейных ритуалов, быть может, лежала та психологическая истина, что люди, ощущающие абсолютное уважение к себе, проникаются чувством собственной внутренней ценности[331].

Насколько тщательно китайцы соблюдали ли, нам неизвестно; однако к VII в. до н. э. экстравагантность и расточительность Чжоу, по-видимому, прочно сменилась новым этосом скромности и самообладания[332]. Кроме того, ли остановил распад империи Чжоу. Из своей отдаленной восточной столицы цари Чжоу больше не могли объединять Великую Равнину в политическом смысле; однако, поскольку в каждом княжестве теперь воспроизводились великие религиозные церемонии царского двора, сами цари тоже ритуально присутствовали в каждой столице. В то же время их речи сохранялись и распространялись в «Документах», гимны – в «Песнопениях», ритуалы – в «Ритуалах». Эти «Классические книги», вместе с боевыми искусствами и изучением музыки Чжоу, составили образовательную программу, сформировавшую аристократическую элиту с отчетливой китайской идентичностью.

Разумеется, это не означало, что китайские аристократы сделались во всем подобны Яо и Шуню. «Уступчивость» вообще дается человеку нелегко, а владение ли, по-видимому, порой становилось предметом бахвальства и соперничества – придворные состязались в том, кто демонстративнее уступит друг другу. Ли битвы требовал внешнего выражения подчинения врагу, однако эти обряды нередко исполнялись в духе гордости и бравады, а акты великодушия превращались в насмешку над противником. Перед битвой воины громко расхваливали доблесть врагов, швыряли за городские стены кувшины вина, как бы в дар противной стороне, а если замечали на той стороне вражеского князя – театрально снимали перед ним шлемы