В этой книге рассказывается история тридцатисемилетнего путешествия по буддийской традиции. Начинается она с моей встречи в Индии с Далай-ламой и учениями тибетского буддизма, когда мне было девятнадцать. А заканчивается размышлениями светского, внеконфессионального буддиста-мирянина пятидесяти шести лет, живущего в деревне во Франции. Это история религиозного обращения, поскольку я не получил буддийского воспитания в семье. История рассказывает о моем восхищении буддизмом, но также и о моих усилиях прийти в согласие с теми доктринами – например, о перевоплощении, – которые казались мне неубедительными, а также с авторитарными религиозными институтами, не принимающими критики и инноваций. Моя личная борьба может отражать более широкий культурный конфликт, возникающий между мировоззрением традиционной восточной религии и современными секулярными идеями.
Моя первая встреча с традиционными формами буддизма заставила меня задуматься: что же за человек был Сиддхаттха Готама, Будда? В каком мире он жил? Что было нового и оригинального в его учении? Я стал осознавать, что почти все составляющее веру добросовестного «буддиста», почти все доктрины и ритуалы развились спустя столетия после смерти основателя этой религии, да и уже в совсем других условиях. За свою долгую историю буддизм не раз проявлял удивительную способность адаптироваться к меняющимся условиям и воссоздавать себя в формах, отвечающих нуждам своих новых последователей. Но, благодаря этой самой способности буддизма представлять себя в разном облачении, разглядеть истоки традиции и фигуру ее основателя становилось все труднее. Сегодня во многих школах буддизма слова Сиддхаттхи Готамы изучаются редко, зато его самого восхваляют как бога.
Мой поиск истоков буддизма привел меня к изучению палийского канона: корпуса текстов на древнем языке пали, в которых содержатся слова, приписываемые Сиддхаттхе Готаме. Хотя изречения и диалоги Будды записаны не дословно, эти тексты отражают самые древние элементы учения основателя буддизма и позволяют составить представление о социально-политических реалиях его времени. Этот же поиск привел меня назад в Индию, где я посетил те места, что упоминаются в Каноне, где Будда жил и учил почти двадцать пять веков назад. Мои путешествия и изучение текстов с бесценным Словарем лычных имен Г. П. Малаласекеры под рукой позволили мне реконструировать рассказ о жизни Будды, наполненной взаимоотношениями с меценатами, семьей и учениками и определявшейся политическими и социальными коллизиями того времени.
Многие из героев моей книги либо являются, либо были раньше буддийскими монахами. Однако понятие «монах» (или «монахиня») в буддизме не тождественно тому же слову в христианском контексте. На пали «монах», или bhikkhu (ж.р. bhikkhuni, «монахиня») означает «нищий». Бхиккху – это человек, который выпал из обычной общественной жизни, чтобы посвятить себя практике учения Будды. Получая посвящение, буддийские монахи приносят более двухсот обетов (многие из которых касаются мельчайших аспектов поведения). Они посвящают себя жизни в целомудрии и бедности, но еще более приветствуется – по крайней мере, традиционно, – вести скитальческую жизнь и собирать милостыню. Кроме ведения простой, уединенной и созерцательной жизни монахи обучают, когда к ним обращаются за этим, дают советы и проявляют пастырскую заботу обо всех нуждающихся. В буддизме нет различия между монахом и священником.
Я был буддийским монахом (сначала послушником, затем бхиккху) в течение десяти лет; после сложения с себя сана я веду жизнь женатого мирянина. Поскольку я не принадлежу ни к какой буддийской организации или традиции, у меня нет «дома» в буддийском мире. Я стал свободным странствующим учителем, путешествующим по всему свету, куда бы меня ни пригласили поделиться тем, чему я сам научился.
Исповедь буддийского атеиста написана с точки зрения преданного мирянина, который стремится воплощать в жизнь буддийские идеалы в атеистическом и секулярном окружении современности. Меня совершенно не интересует задача сохранения догматов и институтов традиционных азиатских форм буддизма, как если бы они обладали самостоятельной ценностью, независимо от тех условий, в которых они возникли. Для меня буддизм походит на живой организм. Если он стремится процветать не только в замкнутых на себе гетто верующих, он должен решать проблемы понимания, взаимодействия и приспособления к обстановке, которая значительно отличается от той, в которой он зародился и развивался.