Утраченное время - [136]

Когда в 11 часов Гитлер подъехал к зданию оперы, поблизости не оказалось почти никого, кто бы приветствовал его. Только платные наймиты нацистской партии вскочили на ноги, чтобы приветствовать своего фюрера, когда тот вошел в зал; правда шум их приветствий заметно ослаб, когда они увидели, как был одет Их фюрер. Вместо обычной коричневой рубашки и черных брюк Гитлер появился в серо-зеленой военной форме вермахта. Он сидел, болтая с Герингом и Геббельсом, пока проходила обычная процедура открытия заседания рейхстага, затем встал и начал речь.

«Целых два дня,— заявил Гитлер,— я ждал, пришлет польское правительство или не пришлет своего полномочного представителя... Однако глубоко ошибутся то, кто мое стремление к миру и мое терпение расцепят как слабость или даже трусость. Я больше не вижу готовности со стороны польского правительства вести с нами серьезные переговоры.

Этой ночью солдаты регулярной польской армии открыли огонь по нашей территории. С 5 часов 45 минут этого утра мы им отвечаем огнем на огонь, и, начиная с этого момента, мы на бомбы ответим бомбами».

После этого заявления фюрера Геринг встал со своего места и начал аплодировать, тем самым дав сигнал для всеобщих аплодисментов в зале, а Геббельс, повернувшись к залу, как дирижер, управлял горячими овациями членов рейхстага.

«Я вновь надел эту военную форму,— кричал Гитлер,— которая для меня является самой дорогой и самой священной. И я ее не сниму до тех пор, пока мы не обеспечим себе победу!»

«Победа будет наша! — кричал Геббельс.— Никогда не повторится 1918 год!»

В то время как фюрер излагал перед собравшимися членами рейхстага свои планы, Биргер Далерус, подобно мячику настольного тенниса продолжал свои скачки между имперской канцелярией, поездом Геринга и английским посольством в Берлине. Геринг вызвал Далеруса в имперскую канцелярию, и два полицейских эскортировали его сквозь толпу на Вильгельмштрассе.

Следуя по длинному коридору, Далерус прошел мимо толпившихся, как обычно, нацистских придворных, которые ожидали появления фюрера. Из кабинета Гитлера вышел Геринг, подошел к шведу и похлопал его по плечу. «Слышали, фюрер назначил меня своим преемником? — сказал он.— Разве это не говорит о его доверии мне? Но это совершенно не сказывается на целях, которых я добиваюсь. Мира, вот чего я хочу! Скажите мне, Далерус, вы все еще уверены, что Англия хочет с нами разумного и мирного соглашения?»

Хотя теперь у Далеруса не было связи с Лондоном, но он подумал, что не ошибется, если ответит утвердительно. «Однако изменились обстоятельства, — добавил он.— Как мне представляется, теперь очень немного шансов предотвратить мировую войну. Нельзя ли попытаться организовать какую-нибудь встречу, скажем, между вами и какими-либо членами английского правительства?»

Фельдмаршал тут же исчез за дверью, ведущей в кабинет Гитлера. Вскоре он снова вышел оттуда, знаком подозвал к себе Далеруса и повел в маленькую приемную комнату, где шведа уже ждал фюрер.

Гитлер выглядел довольно спокойным, однако у шведа создалось впечатление, что он сильно нервничал.

Снова Далерус оказался вынужденным, как будто он был в некотором роде международным уполномоченным, выслушивать страстные доводы Гитлера в оправдание того, что происходило в данный момент:

«Мне давно известно, что Англия не хочет мира, что за каждым ее шагом скрываются корыстные интересы. Господин Далерус, я благодарю вас за все ваши усилия установить взаимопонимание между двумя нашими народами. И если они оказались напрасными, то повинна в этом Англия. Теперь уже слишком поздно; нет более никакой надежды прийти к соглашению».

«Мы должны достигнуть в Польше определенных рубежей, прежде чем остановимся...» — вмешался Геринг.

«Я пришел к выводу,— прервал его Гитлер,— что ничего не остается, кроме как сломить сопротивление поляков и уничтожить польскую нацию. Но если Англия хочет переговоров, я все же пойду ей навстречу. Если англичане не понимают, что в их же собственных интересах удержаться от войны со мной, им придется раскаиваться за свою глупость».

1 сентября танки 3-й танковой дивизии 19-го армейского корпуса двинулись от Гросс-Клония и Земпельбур-га на восток, к реке Браге. Поляки сражались хорошо. «Многие цели (поляки) поразили прямыми попаданиями,— докладывал генерал Гудериан.— Один офицер, один курсант офицерской школы и еще восемь военнослужащих убиты». Однако когда танки Гудериана преодолели оборону поляков и двинулись дальше, они не оставили в живых ни одного поляка. Те сражались до последнего и были убиты.

Объехав фронт своих войск, Гудериан направился в 3-ю танковую дивизию, передовые части которой уже вышли к реке Браге. Здесь он узнал, что эти части дивизии остановлены на отдых. Командир полка считал, что в этот день невозможно переправиться на другой берег реки, и не выполнил приказа верховного командования форсировать реку любой ценой.

Гудериан отошел в сторону, чтобы обдумать сложившееся положение и «попытаться решить, какие меры нужно принять, чтобы выправить положение». К нему подошел молодой офицер лейтенант Феликс, он был в рубашке без куртки, руки покрыты грязью. «Господин генерал,— обратился он к Гудериану,— я только что был у реки Браге. У противника на противоположном берегу очень слабые силы. Поляки подожгли мост у Хаммермюле, но я своим танком сбил пламя. Мост исправен. Продвижение приостановилось только потому, что некому возглавить войска. Вам нужно самому пойти туда, господин генерал».