Успокой моё сердце - [57]

Ладошки сжимаются сильнее.

— Все в порядке, — притягиваю ребенка поближе, чтобы взять на руки. Поднимаюсь, все ещё не переставая ласкать его, — давай не будем будить папу.

Оглядываюсь на Эдварда, лежащего к нам спиной, и прикусываю губу. Это ведь не считается самоуправством, мистер Каллен? Я пытаюсь успокоить вашего сына. Он пришел в мою спальню. Ко мне. Сам.

Доверчиво прижавшееся к груди детское тельце подтверждает собственную правоту. Верно. Я все делаю как надо.

Придерживая одной рукой Джерома, другой раскрываю деревянную дверь, покидая комнату.

Теперь, в коридоре, в котором все ещё горит свет, все проще.

У меня есть возможность рассмотреть ребенка, как следует.

На атласных щечках видны две узенькие дорожки от слез. Они уже высохли.

— Мой хороший, — не удерживаюсь, проводя пальцами по личику малыша, стараясь не обращать внимание на россыпь ссадин. — Тебе приснился плохой сон?

Мальчик быстро, хотя и немного неуверенно кивает.

Его глаза останавливаются на мне, смотрят просительно, хотя и с долей страха.

— Это просто сон, — поправляю спутавшиеся светлые волосы, перехватывая Джерома покрепче. — Ничего не случилось.

Малыш опускает голову, утыкаясь ею мне в шею. Он не хочет выдерживать прямой взгляд, но жаждет понимания. Ему хочется, чтобы его пожалели.

В памяти вспыхивает картинка сегодняшнего — уже вчерашнего — происшествия с сосной, и мурашки пробегают по коже. Ну конечно же мальчик испугался. Он совсем ребенок. Ему всего пять.

— Я здесь, — шепчу, покачиваясь из стороны в сторону, в попытке хоть немного усыпить его, — ты не один, Джером. Ты со мной. Все хорошо.

Господи, почему не нашлось на свете человека, способного сказать то же самое мне? Пусть не сейчас, пусть раньше. В день побега, в день записи в бордель, в день, когда покинула это дешевое заведение и слонялась по улицам… в ту же секунду, когда согласилась на «контракт» Джеймса…

Крепче обнимая Джерома, вдыхаю его детский запах, и понимаю, что сделаю все, дабы малыш слышал это как можно чаще. Он заслужил.

— Пойдем спать, — нежно улыбаюсь, продолжая укачивать немного потяжелевшее детское тельце, — твоя кроватка соскучилась по тебе. Пойдем.

Малыш не возражает. Он даже не поднимает голову.

Лишь когда отрываюсь от него, укладывая на чистые кроватные простыни, малахиты возвращаются, цепляя мой взгляд.

Сажусь на краешек, укрывая мальчика одеялом.

Детская ладошка взбирается по моей руке. Пальчики робко касаются кожи.

Он не может сказать, что хочет. Но мне это и не нужно. Я без лишних слов понимаю его. Глаза, жесты, мимика — все это говорит за своего обладателя, подсказывает, на что он надеется.

— Мне остаться с тобой? — убираю светлые пряди подальше от больших калленовских глаз ребенка.

Плевать на условности. Если Джером хочет, я буду рядом.

Сомневаться в положительности ответа малыша не приходится.

Заползаю под одеяло, устраиваясь на взбитых белоснежных подушках.

Ладони Джерома обвивают меня в районе бедер, белокурая головка располагается на груди.

— Спи, малыш, — отгоняю подальше тревожные мысли и неприятное чувство, что за нами наблюдают. — Спи и ничего не бойся.

Вздохнув, мальчик затихает.

Отбросив все глупые домыслы, засыпаю вместе с ним.

Меня ждут зеленые луга и барашки.

Остальное может подождать.

Глава 21 Бильярдная

Место, которое мне снится, просто безупречно. Словно только что с холста известнейшего живописца. Светло-голубое небо, темно-зеленые кромки густых тенистых деревьев, невысокая весенняя травка, пробивающаяся сквозь бурую землю, и цветы. Море цветов самых разных расцветок. Наверное, в спектре столько и нет.

Любуюсь всем этим великолепием, впитывая каждую секунду времяпровождения здесь.

Вижу птиц. Десять или пятнадцать странных пернатых, летящих сгрудившейся стайкой только в им одним известном направлении.

Отсюда, с земли, кажется, что они розовые. Длинные крылья расправлены, гордые шеи вытянуты вперед, клювы сомкнуты, а глаза широко раскрыты.

Заслоняю солнце рукой, провожая птиц взглядом, как вдруг одна из них резко меняет траекторию полета, снижаясь к земле.

Бежевые лапы касаются травы в метре от меня.

Смешно склоняя голову на бок, странное существо что-то во мне разглядывает.

— Alzare. (Вставай.) — раздается совсем рядом.

Оглядываюсь, ища обладателя приятного голоса. Но поблизости лишь бесконечная цветочная долина.

— Alzare, — повторно повисает в воздухе.

Не до конца веря предположению, перевожу взгляд на птицу. В ней что-то изменилось. Что-то… глаза!

Маленькие черные бусинки превратились в зияющую глубину малахитов…

Моргаю, и цветы с небом исчезают. Вместо них материализуется серебристый деревянный балдахин кровати, бесконечные белые покрывала, и Эдвард, чье лицо замерло над моим всего в каких-то тридцати сантиметрах.

— Поднимайся, — негромко приказывает он уже на чистом английском. Испугаться попросту не успеваю. Лишь ощущаю некоторое недоумение от чересчур живого сна.

Сажусь, подминая под себя часть простыней.

Каллен подпирает дверь. Его рубашка идеально подходит к глазам. Она почти такого же цвета. И лишь черные брюки неизменны.

Замечая комод с миллионом ящичков, вспоминаю, где нахожусь. Детская.