Успешное покорение мира - [109]
— Я здесь по обязанности, — бросила она, — а что тебя сюда привело — до сих пор не понимаю.
— Наверное, сообщение в утренней газете, что здесь будешь ты, ведь столько лет минуло.
— Нашел что сказать в таком месте женщине моего возраста; здесь конкуренция не в мою пользу. Взгляни-ка на эту странную парочку: что за пигмеи? Я только сейчас заметила.
Он взглянул, но они привиделись ему эксцентричными наваждениями обыкновенной полудремы, а потому, уклончиво ответив: «Классно, да?» — он долго смотрел в одну точку, пока не услышал:
— Снова они. Коротышки. А девочка-то, девочка: ей лет четырнадцать, а на вид — пресыщенная, утомленная жизнью двадцатилетняя мадам. Ты можешь представить, о чем думали родители, когда отпускали ее сюда на ночь глядя?
Он присмотрелся еще раз, а потом, выдержав долгую паузу, с тоской произнес:
— Да, могу представить.
— По-твоему, это нормально? — возмутилась она. — Не знаю, с моей точки зрения…
— Не о том речь, Элен: я могу представить, о чем подумали бы ее родители, будь они в курсе дела. Потому что эта девочка, судя по всему, моя дочь.
V
Очертя голову ринуться вперед и за руку вытащить Гвен из танцевального круга было бы не в характере Брайана. Вот если бы она проплыла мимо него, он бы поклонился с величайшим почтением и предоставил ей сделать следующий ход. Нельзя сказать, что он разозлился на дочь, — видимо, во всем была повинна хозяйка дома, но он разозлился на эту систему, которая допустила, чтобы такая кроха, замаскированная под взрослую девушку на выданье, танцевала на полупубличном балу.
На другой день в своем университетском клубе он бродил от одной группы к другой, то и дело останавливался перекинуться с кем-нибудь парой слов, но не переставал высматривать Гвен, с которой договорился встретиться именно здесь. Когда толпа начала дрейфовать в направлении стадиона, он позвонил в дом семейства Рэй и выяснил, что дочь еще там.
— Тогда нам лучше встретиться прямо на стадионе, — сказал он, радуясь, что предусмотрительно вручил ей билет. — Я хочу прийти пораньше и посмотреть разминку.
— Пап, мне ужасно стыдно, но билета у меня нет. — Голос ее звучал приглушенно и мрачно. — Я где только не искала, а потом вспомнила, что засунула его дома за раму зеркала вместе с какими-то приглашениями — хотела полюбоваться, а потом забыла…
Их разговор прервали; мужской голос настойчиво спрашивал, есть ли в клубе свободные номера и доставил ли официант корзину с закусками для Томаса Пикеринга, выпускника девяносто шестого года. Еще минут десять Брайан пытал телефонную трубку: хотел посоветовать дочери купить самый дешевый билет на верхнюю трибуну, а потом пробиться к нему, но на линию связи распространилось умопомрачение принстонской толпы.
Поглядывая на часы, мимо телефонной кабины спешили зрители, боявшиеся пропустить начальный розыгрыш; еще пять минут — и мимо кабины уже не спешила ни одна живая душа; Брайан покрылся испариной. Сам он в бытность студентом играл за команду первокурсников; американский футбол значил для него, по всей видимости, не меньше, чем война и шахматы — для его деда. Внезапно его охватила досада.
— В конце-то концов, она вчера с приятностью провела время; я тоже имею право. Не хочет — не надо. Значит, ей неинтересно.
Но по дороге на стадион Брайан разрывался между ревом толпы, с краткими интервалами грохотавшим за массивной стеной, и видением Гвен, которая сбивается с ног в поисках драгоценной бумажки, поблескивающей бесполезным глянцем в домашнем зеркале.
Он посуровел.
— Вот к чему приводит несобранность. Пусть это послужит ей уроком — лучше всяких нотаций.
Тем не менее у входа Брайан опять помедлил; они с Гвен были очень близки, и он даже сейчас мог бы за ней заехать, но оглушительные вопли трибун заставили его сделать выбор; на стадион он вошел с горсткой последних припозднившихся болельщиков.
Пробираясь к своей трибуне, он издали заметил, что ему машут рукой, и услышал оклики.
— Сядь, — вполголоса приказал он и, переведя дыхание, опустился на свое место. — Людям из-за тебя не видно. Неужели ты нашла билет?
— Нет, папочка. Я так расстроилась, просто ужас… а это Томми Рэй, пап. У него тоже нет билета — он держал место до твоего прихода. Он может сидеть где угодно, потому что…
— Успокойся, малышка! Потом расскажешь. Как дела на поле? Что на табло?
— На каком табло?
Томми, который освободил место и теперь стоял на ступеньках в проходе, сообщил: ноль — ноль; Брайан с головой погрузился в игру.
По окончании первого периода он расслабился и спросил:
— Как вы сюда проникли?
— Понимаешь, Томми Рэй, — она перешла на шепот, — этот мальчик, который со мной, — сегодня дежурит на контроле. Я знала, что его можно найти где-то здесь, потому что вчера вечером он сказал, что перед этим ему нужно забежать домой…
Гвен осеклась.
— Вот оно что, — сухо произнес Брайан. — А я-то не мог понять, о чем можно беседовать в таких причудливых танцевальных позах.
— Ты там был? — в смятении воскликнула она. — Разве ты…
— Послушай, что играет этот гарвардский оркестр, — перебил он, — старые военные песни в джазовой обработке — как-то неуважительно. Ты бы, вероятно, предпочла услышать «Щеколдой к щеке».
«Ночь нежна» — удивительно красивый, тонкий и талантливый роман классика американской литературы Фрэнсиса Скотта Фицджеральда.
Роман «Великий Гэтсби» был опубликован в апреле 1925 г. Определенное влияние на развитие замысла оказало получившее в 1923 г. широкую огласку дело Фуллера — Макги. Крупный биржевой маклер из Нью — Йорка Э. Фуллер — по случайному совпадению неподалеку от его виллы на Лонг — Айленде Фицджеральд жил летом 1922 г. — объявил о банкротстве фирмы; следствие показало незаконность действий ее руководства (рискованные операции со средствами акционеров); выявилась связь Фуллера с преступным миром, хотя суд не собрал достаточно улик против причастного к его махинациям известного спекулянта А.
«Субботним вечером, если взглянуть с площадки для гольфа, окна загородного клуба в сгустившихся сумерках покажутся желтыми далями над кромешно-черным взволнованным океаном. Волнами этого, фигурально выражаясь, океана будут головы любопытствующих кэдди, кое-кого из наиболее пронырливых шоферов, глухой сестры клубного тренера; порою плещутся тут и отколовшиеся робкие волны, которым – пожелай они того – ничто не мешает вкатиться внутрь. Это галерка…».
Первый, носящий автобиографические черты роман великого Фицджеральда. Книга, ставшая манифестом для американской молодежи "джазовой эры". У этих юношей и девушек не осталось идеалов, они доверяют только самим себе. Они жадно хотят развлекаться, наслаждаться жизнью, хрупкость которой уже успели осознать. На первый взгляд героев Фицджеральда можно счесть пустыми и легкомысленными. Но, в сущности, судьба этих "бунтарей без причины", ищущих новых представлений о дружбе и отвергающих мещанство и ханжество "отцов", глубоко трагична.
«…Проходя по коридору, он услышал один скучающий женский голос в некогда шумной дамской комнате. Когда он повернул в сторону бара, оставшиеся 20 шагов до стойки он по старой привычке отмерил, глядя в зеленый ковер. И затем, нащупав ногами надежную опору внизу барной стойки, он поднял голову и оглядел зал. В углу он увидел только одну пару глаз, суетливо бегающих по газетным страницам. Чарли попросил позвать старшего бармена, Поля, в былые времена рыночного бума тот приезжал на работу в собственном автомобиле, собранном под заказ, но, скромняга, высаживался на углу здания.
Все не то, чем кажется, — и люди, и ситуации, и обстоятельства. Воображение творит причудливый мир, а суровая действительность беспощадно разбивает его в прах. В рассказах, что вошли в данный сборник, мистическое сплелось с реальным, а фантастическое — с земным. И вот уже читатель, повинуясь любопытству, следует за нитью тайны, чтобы найти разгадку. Следует сквозь увлекательные сюжеты, преисполненные фирменного остроумия Фрэнсиса Скотта Фицджеральда — писателя, слишком хорошо знавшего жизнь и людей, чтобы питать на их счет хоть какие-то иллюзии.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В очередной том собрания сочинений Джека Лондона вошли повести и рассказы. «Белый Клык» — одно из лучших в мировой литературе произведений о братьях наших меньших. Повесть «Путешествие на „Ослепительном“» имеет автобиографическую основу и дает представление об истоках формирования американского национального характера, так же как и цикл рассказов «Любовь к жизни».
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».