Уроки английского - [2]

Через пару часов Жавье выдохся, а Жуан уснул, и нам с Шурой ничего другого не оставалось, как всматриваться с тревогой в сгустившиеся сумерки и прикидывать, сколько километров мы уже отмотали. Как нельзя кстати вспомнились байки советской пропаганды о кровожадных акулах империализма и почему-то граф Дракула.

Наконец, проехав немного по горному серпантину, мы свернули с асфальтового покрытия и углубились в настоящие дебри. Ветви стоявших на обочине деревьев нещадно захлестали по стеклам и корпусу, а возросшая ухабистость разбудила даже самого Жуана. Зацепив брюхом огромную грязную лужу, машина куда-то уперлась и заглохла. Жуан, явно матерясь по-каталонски, нехотя вылез из нее. И мы, подумав, что настал момент вернуть машине долг и вытолкать ее из трясины, рванулись за ним. Каково же было наше удивление, когда оказалось, что мы всего-навсего достигли цели. Никаких очертаний средневекового замка на фоне звездного неба не угадывалось, а из темноты раздавалось чье-то бодрое хрюканье. В следующее мгновенье площадка озарилась неким подобием электрического света, и к нам приблизилась группа людей. Я с облегчением отметил, что на них не были надеты длинные плащи с треугольными капюшонами, и мы начали знакомиться.

Активней всех вел себя прыщавый и долговязый отрок по имени Ким. Меня так и подмывало спросить его, означают ли эти три буквы «коммунистический интернационал молодежи», или его так назвали в честь вождя корейского пролетариата. Еще бросалась в глаза его худоба — он не просвечивал только благодаря тому, что солнце уже закатилось, но я был уверен, что утром рассмотрю все его внутренности, если, конечно, посчастливится застать его без одежды.

Девушка наружности католической монахини, но почему-то неглиже, имела куда более привычные формы и ласковое имя — Алисия. Она, напротив, все время молчала и, как выяснилось позже, имела на то веские причины — Шура мог бы спокойно дать ей уроки английского, не рискуя быть разоблаченным.

Но главным персонажем каталонской комедии теней выступал, безусловно, бородатый индивид с томным взглядом капитана Немо. Имени своего он не назвал и поэтому тут же получил от нас с Шурой кличку — «Гуру». Безошибочно угадывать в людях начальство нас научили долгие годы на ниве строительства светлого будущего в условиях всеобщего равенства и братства. «Гуру» явно был переполнен собой и своими идеями — не исключено, что ему даже приходилось читать Карла Маркса.

Предварительно уточнив состояние наших желудков, нас привели в комнату размером с хороший актовый зал, где посередине стоял длинный деревянный стол и вдоль него — такие же длинные скамейки. Мы присели, а Алисия по-быстрому сгоняла на кухню и наставила вокруг нас всяческих заморских яств, разглядеть которые в подробностях нам не удалось в виду тусклости освещения. В общих чертах угадывался хлеб и что-то белое в глубокой тарелке. Хозяева, дабы воодушевить нас, сотворили себе по бутерброду из этих двух компонентов, и мы с невозмутимым видом профессиональных намазывальщиков последовали их примеру. Укусили мы с Шурой одновременно, как по команде.

Вещество, которое растеклось у меня по языку, еду не напоминало, и я посмотрел на друга, чтобы сверить наши вкусовые ощущения. Не знаю, какие черты моего характера Шура недолюбливал больше всего, но в его арсенале хранилась одна, которая меня сильно раздражала — по выражению его лица никогда нельзя было сказать, делают ли ему сейчас минет или загоняют под ногти иголки. Поэтому я совершил большую глупость, когда, не найдя ничего подозрительного в мерных движениях его нижней челюсти, откусил повторно. Мне почему-то вспомнилось, как однажды зимой, будучи ребенком познавательного возраста, я лизнул на морозе подшипник. Мужественно подавив рвотные позывы, я плеснул в горло вполне себе настоящего молока, протолкнув тем самым ядовитую биомассу в желудок. Шура же схватил лист зелени и сделал вид, будто кусает его, но на самом деле просто использовал его в качестве носового платка.

Окинув грустным взглядом стол и не найдя там ничего привычного русскому глазу, я допил молоко и объявил себя сытым. Шура поддержал мое намерение отказаться от дальнейших гастрономических экспериментов на сегодня. Мы, наивные, полагали, что при дневном свете сумеем если не убить здешнего повара, то хотя бы отредактировать его меню.

Хозяева возражать не стали, вывели нас во двор и указали на чердак сарая, стоявшего неподалеку, предложив найти там свободное место, пригодное для сна. Жавье пожал нам руки и вручил по пять тысяч песет[3] каждому. В ответ на вопрос, сколько это денег, он закатил свои базедовы глаза и удалился вместе с Жуаном в сумрак ночи. Раздался визг стартера, потом рев мотора, и мы, оставшись одни, поплелись к сараю.

Поиски матраца, на котором бы никто не храпел, оказались делом непростым, но советским людям к трудностям не привыкать. Уже через пять минут мы беспечно дрыхли без задних ног, совершая рутинное путешествие во времени — из дня вчерашнего в день завтрашний.

Утром, когда я открыл правый глаз и увидел перед собой обнаженную женскую грудь, я попытался отмахнуться от этого видения и протер мысленно несуществующие линзы. Видение, однако, не исчезло, но натянуло на себя футболку и назвалось Эстер. Имя мне тоже понравилось. Завязался светский разговор, во время которого я, каюсь, был слегка рассеян, поскольку пытался на ощупь определить, не один ли у нас матрац. Видя такого невразумительного собеседника, обиженная Эстер удалилась по своим делам.