Урок анатомии: роман; Пражская оргия: новелла - [93]
Через пятнадцать минут после моего возвращения в гостиницу в номере появляются два человека в штатском и конфискуют у меня коробку из-под шоколада и лежащую в ней рукопись на идише. Сопровождает их тот самый администратор, который сегодня утром передал мне записку от Гробека.
— Они хотят осмотреть ваши вещи, сэр, — объясняет он мне, — говорят, кто-то что-то не туда положил, а вы по ошибке это взяли.
— Мои вещи — не их забота.
— Боюсь, вы не правы. Именно что их.
Полицейские приступают к делу, а я спрашиваю у него:
— А вы с ними тоже заодно?
— Я всего лишь работаю на ресепшене. На рудники ссылают не только интеллектуалов, которые отказываются сотрудничать с правящим режимом, гостиничного администратора тоже есть куда сместить. Как сказал наш известный диссидент, человек исключительно правдивый: «На государственной лестнице для любого гражданина найдется ступенька пониже».
Я требую, чтобы мне дали позвонить в американское посольство, и вовсе не для организации свадебной церемонии. В ответ мне велят паковать вещи. Меня отвезут в аэропорт и посадят на ближайший рейс из Праги. Продолжение моего визита в Чехословакию долее нежелательно.
— Я хочу поговорить с американским послом. Вы не имеете права конфисковывать мое имущество. Нет никаких оснований выдворять меня из страны.
— Сэр, хотя у вас могло сложиться мнение, будто ярые сторонники режима малочисленны и разобщены, однако среди них есть и такие, как эти два джентльмена, которые искренне верят в то, что поступают правильно, справедливо и так, как требует долг. Суровый долг. Боюсь, любая проволочка сделает их менее терпеливыми, чем вам хотелось бы.
— В коробке всего лишь рукопись — рассказы, автор которых уже тридцать лет как мертв, сказания о мире, которого более не существует. Никакой угрозы они ни для кого не представляют.
— Сэр, в такие времена, как эти, я дорожу возможностью кормить семью. Администратор из пражской гостиницы ничем не в силах помочь писателю, ни живому, ни мертвому.
Когда я в третий раз требую связать меня с посольством, мне дают понять, что, если я немедленно не сложу чемоданы и не покину номер, меня арестуют и отправят в тюрьму.
— Откуда мне знать, — говорю я, — может, меня и так повезут в тюрьму?
— Полагаю, — отвечает администратор, — вам остается лишь поверить им на слово.
То ли Ольга передумала и призвала полицейских, то ли они сами ее призвали. Дом Кленека на прослушке, так все говорят. Не хочется думать, что она с гостиничным администратором работает на одно начальство, но, может, я и впрямь недалекий, сентиментальный американский еврей-идиот.
Подождав, пока я на стойке расплачусь карточкой Diners Club[66], полицейские ведут меня к черному лимузину. Тот, у которого коробка, садится спереди, рядом с водителем, второй подсаживается ко мне и грузному пожилому мужчине в очках — тот назвался, отрывисто буркнув «Новак». Облако его мягких, тонких белых волос напоминает одуванчик. Сам же мужчина более чем телесен. И, в отличие от гостиничного администратора, расположить к себе не старается.
Из-за плотного городского движения трудно сказать, в самом ли деле мы направляемся в аэропорт. Может, меня мчат прямиком в тюрьму на лимузине? Вечно я оказываюсь в этих больших черных машинах. Вижу буквы на приборной доске: «Татра 603».
— Sie sprechen Deutsch, nicht wahr? — спрашивает меня Новак.
— Etwas.
— Kennen sie Fraulein Betty MacDonald?[67]Продолжаем по-немецки.
— Не знаю, — говорю.
— Не знаете?
— Нет.
— Вы не знаете мисс Бетти Макдоналд?
Мне не дает покоя мысль, что всё это может очень дурно обернуться, — либо, как вариант, что я мог бы, не уронив себя, отказаться от этой миссии, как только узнал, что с ней сопряжена реальная опасность. Сысовский предстал передо мной двойником из того мира, откуда моя собственная семья благополучно ускользнула, — но это вовсе не исключает, что я должен ему уступить, незамедлительно поменявшись с ним местами. Его судьба стала моей, моя его — разве не этого он изначально и добивался? Когда я приехал в Нью-Йорк, я сказал Еве: «Я чувствую сродство с этим великим человеком».
