Урок анатомии: роман; Пражская оргия: новелла - [70]
Цукерман нашарил фломастер и непослушными, как у первоклассника, пальцами написал в блокноте четыре слова: НЕ МОГУ НА ТРИ НЕДЕЛИ.
— Почему это?
4 ЯНВ. НАЧИНАЮТСЯ ЗАНЯТИЯ.
Бобби вырвал листок из блокнота, сложил пополам и сунул в карман халата. Ребром ладони потер бороду — сосредоточился, как подобает клиницисту, — но в его глазах, устремленных на пациента, читалось только раздражение. Он думает: «Что сталось с этим парнем?», подумал Цукерман.
Цукерман не мог точно сказать, через сколько времени после ухода Бобби появился врач по фамилии Уолш. Высокий, тощий, за пятьдесят, с мешками под глазами, длинным изможденным лицом, разлетавшейся седой шевелюрой и хриплым голосом курильщика. Разговаривая, он непрерывно посасывал сигарету.
— Что ж, — сказал он Цукерману с обескураживающей улыбкой, — к нам поступает тридцать тысяч человек в год, но вы первый, кого к нам внесла на руках дама, шофер.
На чистой странице блокнота Цукерман написал: ВСЯКОМУ БОЛЬНОМУ НУЖНА МАТЬ.
Уолш пожал плечами.
— Люди с улицы обычно приползают на карачках, или же их привозят на носилках в коматозном состоянии. Особенно наркош вроде вас. Дама сообщила, что вы устроили настоящее шоу, прежде чем отправились в Страну Оз. Судя по всему, вы были в полном угаре. Что принимали-то?
ТО, ЧТО ВЫ НАШЛИ. ПЕРКОДАН, ВОДКУ, ТРАВУ. СНИМАЛ БОЛЬ.
— Что ж, этого достаточно. Если это у вас по первости, три-четыре таблетки перкодана плюс пара коктейлей, и если у вас высокая восприимчивость, вы в отрубе. Люди начинают слишком уж усердно глушить боль, а дальше поджигают свой матрас либо оказываются под колесами автобуса. Тут прошлой ночью поступил один, такой же укурыш, совсем обдолбанный, так он — бах-тарарах — летел кубарем четыре пролета. Если что и не разбил, так только зубы. Вы легко отделались. Так рухнуть — можно было вообще костей не собрать. Головой шандарахнулись, но не слишком. Могли бы себе язык откусить.
Я СОВСЕМ УЛЕТЕЛ?
— Вы были прилично под кайфом, приятель. Дышали не то чтобы полной грудью, облевали себя всего, и вся физия была разворочена. Мы взяли кровь, посмотреть, что там у вас, сунули вам трубку — промыть желудок, — всадили антагонист наркотика, дали продышаться и поставили капельницу. Ждем, когда спустится хирург. Рану мы обработали, а он ее зашьет — если все еще хотите кружить головы девицам.
КАКОВО ЭТО — БЫТЬ ВРАЧОМ В ПРИЕМНОМ ОТДЕЛЕНИИ? НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, КТО ПОСТУПИТ. И РЕШЕНИЯ НУЖНО ПРИНИМАТЬ БЫСТРО. МНОГО НАВЫКОВ ТРЕБУЕТСЯ.
Врач засмеялся.
— Вы что, книжку пишете? — У него был забавный хрюкающий смех, и еще он все время нервно жестикулировал. Сомневающийся врач. Должен же быть и такой. Его можно было принять за санитара или за пациента психиатрического отделения. Во взгляде его читался смертельный испуг. — Сам я ничего не читал, но медсестра знает, кто вы. И пока вас не перевели, возьмет у вас автограф. Говорит, у нас тут знаменитость.
СЕРЬЕЗНЫЙ ВОПРОС. Он пытался думать о чем-то, кроме боли от уха до уха. СОБИРАЮСЬ ПОСТУПАТЬ В МЕДИЦИНСКУЮ ШКОЛУ, РАБОТАТЬ В ПРИЕМНОМ ОТДЕЛЕНИИ ИНТЕРЕСНО?
— Если и правда хотите знать, скажу: это чертовски трудный способ зарабатывать деньги. Обычно дольше семи лет никто не держится. Но я не понял, зачем вам это, поступать в медицинскую школу. Вы же знаменитый писатель. Автор той самой грязной книжки.
НАВЕРНОЕ, СПАСЛИ МНОГО ЖИЗНЕЙ. РАДИ ТАКОГО СТОИТ И ПОТРУДИТЬСЯ.
— Наверное. За день два-три заковыристых случая. Доставляют людей на носилках, и ты пытаешься как-нибудь им помочь. Не могу сказать, что все уходят с улыбкой до ушей, это не так работает. Вот вы, например. Поступили сюда с передозом, а часа через три-четыре потихоньку начали оклемываться. Бывает, вообще не просыпаются. Слушайте, вы меня разыгрываете? Вы пишете уморительные — так мне сказали — бестселлеры, вы что, решили меня в один из них вставить?
КАК ВЫ СТАЛИ ВРАЧОМ ПРИЕМНОГО ОТДЕЛЕНИЯ?
Он снова нервно фыркнул.
— Да сам этим баловался, — сказал он и закашлялся, да так сокрушительно, что казалось, кашель вынес его из палаты. И чуть не сразу Цукерман услышал, как он орет в коридоре:
— Куда, вашу мать, засунули того диабетика?
Цукерман понятия не имел, сколько прошло времени, прежде чем Уолш снова появился у его кровати. Ему нужно было срочно сказать что-то, что-то прояснить насчет себя, прежде чем он (или писатель) вернется к своим обязанностям. Если уж ему суждено появиться в уморительном бестселлере, пусть уж Цукерман поймет все правильно.
Они во мне видят машину по написанию книг. И, как это ни ужасно, они правы. Машина, пишущая книги и поглощающая жизни — в том числе, доктор Уолш, и мою собственную.
— У большинства известных мне врачей приемного отделения были какие-нибудь проблемы, — сказал он. — Алкоголизм. Психическое расстройство. Английски плохо говорить. Так вот, у меня был демерол. От перкодана я вырубаюсь, от морфина вырубаюсь, даже алкоголь меня не берет. А вот демерол — вам повезло, что вы не знали про демерол. Он в большом фаворе у всех, кого без конца мучают боли. Поднимает настроение. Расслабляет. И проблем больше нет.
КАКИЕ ПРОБЛЕМЫ БЫЛИ У ВАС?
— Ладно, — сказал он со злостью, теперь уже неприкрытой. — Я вам скажу, Цукерман, раз уж вы так интересуетесь. Была у меня практика в Элджине. Жена, ребенок и практика. Я не справлялся. Вы поймете. Вы бы здесь не оказались, если бы не понимали. Поэтому я тянул на демеро-ле. Десять лет назад это было. С пациентами для меня самое тяжелое — когда приходится долго кого-то вытаскивать из трудного положения. Здесь, в приемном, мы запускаем процесс и бежим дальше. Затыкаем пальцем дыру в плотине, больше ничего. Но когда работаешь с каким-то трудным случаем, изо дня в день, нужно постоянно жать на правильные кнопки. Смотреть, как они умирают, и при этом держаться. Я так не могу. С такой предысторией, да к шестидесяти годам, мне еще повезло, что я хоть тут что-то могу. Работаю по сорок часов в неделю, мне платят, и я иду домой. На большее Гордон Уолш не тянет. Ну вот, теперь вы все знаете.
«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…
Женщина красива, когда она уверена в себе. Она желанна, когда этого хочет. Но сколько испытаний нужно было выдержать юной богатой американке, чтобы понять главный секрет опытной женщины. Перипетии сюжета таковы, что рекомендуем не читать роман за приготовлением обеда — все равно подгорит.С не меньшим интересом вы познакомитесь и со вторым произведением, вошедшим в книгу — романом американского писателя Ф. Рота.
Блестящий новый перевод эротического романа всемирно известного американского писателя Филипа Рота, увлекательно и остроумно повествующего о сексуальных приключениях молодого человека – от маминой спальни до кушетки психоаналитика.
Филип Милтон Рот (Philip Milton Roth; род. 19 марта 1933) — американский писатель, автор более 25 романов, лауреат Пулитцеровской премии.„Людское клеймо“ — едва ли не лучшая книга Рота: на ее страницах отражен целый набор проблем, чрезвычайно актуальных в современном американском обществе, но не только в этом ценность романа: глубокий психологический анализ, которому автор подвергает своих героев, открывает читателю самые разные стороны человеческой натуры, самые разные виды человеческих отношений, самые разные нюансы поведения, присущие далеко не только жителям данной конкретной страны и потому интересные каждому.
Его прозвали Профессором Желания. Он выстроил свою жизнь умело и тонко, не оставив в ней места скучному семейному долгу. Он с успехом бежал от глубоких привязанностей, но стремление к господству над женщиной ввергло его во власть «госпожи».
Джим Кокорис — один из выдающихся американских писателей современности. Роман «Богатая жизнь» был признан критиками одной из лучших книг 2002 года. Рецензии на книгу вышли практически во всех глянцевых журналах США, а сам автор в одночасье превратился в любимца публики. Глубокий психологизм, по-настоящему смешные жизненные ситуации, яркие, запоминающиеся образы, удивительные события и умение автора противостоять современной псевдоморали делают роман Кокориса вещью «вне времени».
Книга калужского писателя Михаила Воронецкого повествует о жизни сибирского села в верховьях Енисея. Герои повести – потомки древних жителей Койбальской степи – хакасов, потомки Ермака и Хабарова – той необузданной «вольницы» которая наложила свой отпечаток на характер многих поколений сибиряков. Новая жизнь, складывающаяся на берегах Енисея, изменяет не только быт героев повести, но и их судьбы, их характеры, создавая тип человека нового времени. © ИЗДАТЕЛЬСТВО «СОВРЕМЕННИК», 1982 г.
ОТ АВТОРА Три года назад я опубликовал роман о людях, добывающих газ под Бухарой. Так пишут в кратких аннотациях, но на самом деле это, конечно, не так. Я писал и о любви, и о разных судьбах, ибо что бы ни делали люди — добывали газ или строили обыкновенные дома в кишлаках — они ищут и строят свою судьбу. И не только свою. Вы встретитесь с героями, для которых работа в знойных Кызылкумах стала делом их жизни, полным испытаний и радостей. Встретитесь с девушкой, заново увидевшей мир, и со стариком, в поисках своего счастья исходившим дальние страны.
В этой книге, которая будет интересна и детям, и взрослым, причудливо переплетаются две реальности, существующие в разных веках. И переход из одной в другую осуществляется с помощью музыки органа, обладающего поистине волшебной силой… О настоящей дружбе и предательстве, об увлекательных приключениях и мучительных поисках своего предназначения, о детских мечтах и разочарованиях взрослых — эта увлекательная повесть Юлии Лавряшиной.
Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.