Урок анатомии: роман; Пражская оргия: новелла - [29]
Вот где пригодятся годы писательства. Врач думает: «Плохо все кончается у всех, я ничего поделать не могу. Он просто умирает, а исцелить жизнь мне не по силам». А хороший писатель не может бросить своего героя, когда он страдает, мучается под наркотиками или умирает. Как и не может оставить героя на произвол его судьбы, намекнув, что боль герой сам на себя накликал. Писатель учится быть рядом, должен быть рядом, чтобы осмыслять неисцелимую жизнь, чтобы фиксировать все стадии неизвестной кары, даже когда и осмыслять нечего. Из опыта общения со всеми докторами, ставившими неправильные диагнозы, когда опухоль его матери была на ранней стадии, а потом ничем не помогли и ему, Цукерман убедился, что даже если он кончился как писатель, он с их работой точно справится не хуже, чем они.
Он все еще стоял в холле, вынимал пачки листов с анкетами из университетского конверта, и тут в дверях появился курьер из почтовой службы и сообщил, что у него посылка для Цукермана. Да, похоже, началось: как только самое худшее миновало, даже посылки приходят тебе. Всё — тебе. Стоило пригрозить самоубийством, и судьба взялась действовать — вот такая по сути идиотская мысль пришла ему в голову.
В коробке лежала прямоугольная уретановая подушка сантиметров сорока пяти в длину и тридцати в ширину. Ее на прошлой неделе обещали доставить, а он с тех пор о ней и позабыл. В этой бездейственной монотонности пятисот пустых дней он обо всем забывал. И марихуана по вечерам не помогала. Вся его умственная деятельность уходила на то, как справиться с болью и как справиться с женщинами: он либо прикидывал, какие таблетки принять, либо продумывал расписание приходов и уходов, чтобы свести на нет вероятность столкновений.
Подушку ему подложили в банке. Он стоял в очереди, чтобы обналичить чек — наличные нужны были для Дайаниного пушера, — и старался терпеть, несмотря на то что жгло края левой лопатки, и тут его сзади легонько похлопал по плечу крохотный седовласый джентльмен с равномерно загоревшим лицом, выражавшим сочувствие. На нем было отличное двубортное серо-сизое пальто. Серо-сизую шляпу держала рука в перчатке. Серо-сизой, замшевой.
— Я знаю, как избавиться от такой штуки, — сказал он Цукерману, имея в виду ортопедический воротник. Легкий акцент со старой родины. Располагающая улыбка.
— Как?
— Подушка доктора Котлера. Избавляет от хронической боли, накапливающейся во время сна. На основании исследований доктора Котлера. Научно разработанная подушка, созданная специально для таких страдальцев. Плечи у вас широкие, шея длинная, и на обычной подушке нервы у вас защемляются, отсюда и боль. Плечи тоже? — спросил он. — И в руки переходит?
Цукерман кивнул. Боль везде.
— И рентген ничего не показывает? Травмы, аварии, ушибы? Так вот — ни с того ни с сего?
— Именно так.
— Все это накапливается во время сна. Доктор Котлер, когда это понял, сделал свою подушку. Его подушка поможет вам вернуться к жизни без боли. Двадцать долларов плюс доставка почтой. В комплекте атласная наволочка. Цвет — только синий.
— А вы, случайно, не отец доктора Котлера?
— Никогда не был женат. Чей я отец, мы никогда не узнаем. — Он достал из кармана пустой конверт и протянул его Цукерману. — Напишите свое имя и почтовый адрес. Я прослежу, чтобы завтра вам все выслали. Оплата наличными при получении.
Что ж, все остальное он перепробовал, а этот живенький старичок явно не имел в виду ничего плохого. Седые кудряшки, лицо цвета грецкого ореха, серо-сизые пальто и перчатки — он казался Цукерману персонажем из детской сказки, этакий престарелый еврей-эльф, огромные уши в форме сердечек, с отвисшими, как у Будды, мочками и глубокими — словно в них прорыли ходы мыши — ушными раковинами; нос для человека ростом по грудь Цукерману впечатляющей длины, нос, расширяющийся книзу, так что ноздри, каждая — мощной дугой, были почти скрыты широким тяжелым кончиком носа; а глаза — глаза вне времени, блестящие, карие глаза навыкате — такие видишь на фотографиях скрипачей-вундеркиндов трех лет от роду.
Старичок, наблюдая за тем, как Цукерман выводит свое имя, спросил:
—«Н» — как в «Натане»?
— Нет, — ответил Цукерман, — как в «нагрузке».
— Ну конечно! Вы же тот самый молодой человек, который подарил мне столько веселых минут. Мне показалось, что это вы и есть, но я не был до конца уверен — на последнем вашем фото у вас было куда больше волос. — Он снял перчатку и протянул ему руку. — Я — доктор Котлер. Посторонним людям я этого не сообщаю. Но вы, Н. Цукерман, вы — не посторонний. Я много лет имел практику в Ньюарке, начинал задолго до вашего рождения. У меня был кабинет в отеле «Ривьера», на углу Клинтон и Хай, еще до того, как его купил отец Дивайн[30].
— В «Ривьере»? — Цукерман расхохотался и на минутку забыл о лопатке. «Н» как в «ностальгии». Действительно, персонаж детской сказки — его собственной. — В «Ривьере» мои родители провели свой медовый уикенд.
