Урбанизатор - [4]

Я уже рассказывал: горшок надо сделать водонепроницаемым. Основной способ: горячие горшки окунают в приготовленную в корыте холодную жидкую мучную «болтушку» (два фунта ржаной муки на ведро воды), быстро поворачивая горшок. Под воздействием жара «болтушка» сгорает, оставляя на стенках сосуда темные округлые пятна и живописные разводы.

«Налетай, торопись,

Покупай живопись».

Живопись, оно, конечно… Разводами. Пока — не «налетают». Ну и ладно, но поры в керамике — залепляются.

Сейчас Горшеня пробует ангобирование — покрытие жидкой глиной: до обжига покрывают белой жидкой глиной, поры горшка заполняются — водонепроницаемость обеспечивается. Ещё бы и роспись добавить…

Тут Горшене советовать… Что толщина ангоба должна составлять около 3 мм — он и сам знает: толстый слой — отскочит при обжиге, тонкий — может исчезнуть.

Вот насчёт добавки поташа для придания ангобам приглушенного блеска — это я удачно выпендрился.

Ярилин овраг дал нам примеры разных здешних глин. Выберет подходящую — будем искать по округе.

И, конечно, уже опробованный в Пердуновке прогрессизм: чернолощеная посуда. Обгоняем будущую Москву на три века.

Чернолощеные сосуды с блестящими аспидно-черными стенками — парадная посуда рядовых горожан, издали походит на дорогую металлическую.

Думаю, здесь будет сходно, спрос должен появиться — статусно. Но трудоёмкость…

После формовки на гончарном круге — просушивают, наводят лоск костяными лощилами. Загружают в печь и обжигают. По окончании — добавляют смолистое топливо (щепки, смоляная пакля, береста), отверстия в печи замазывают. Топливо тлеет, оставшийся не окисленным углерод оседает на стенках сосудов черной графитовой пленкой, блестящей на подлощеных участках.

Ещё попробовали вариации «муравления»: солью, растолчённой и просеянной в мелкий порошок, посыпают изделия, предварительно обмазанные мучным клейстером. Можно крутым соляным раствором обливать. Потом всё это обжигают за один раз. Соль превращается в пары, садится на изделия. Где она сядет, глина с солью образует легкоплавкое соединение, род стекла — мурава.

Соль — ценность, мучной клейстер — аналогично. По технологии обжига хорошо — за один раз, по технологии выживания… не сейчас. Мало сделать, надо сделать дёшево. В рамках сегодняшних наших возможностей и потребностей.

Ещё Горшеня экспериментирует с нефриттированными глазурями. Простейшая: глет свинцовый (65 %), кварцевый песок (30 %), глина (5 %). Температура обжига — 1000 °C.

А вот фриттированные… Их надо предварительно сплавлять при 1200–1300 градусов. Пытается сделать. Его печка выдерживает. Но… пока безрезультатно.

По сути, Горшеня, с моей подачи, создаёт майолику: «изделия всякого рода из обожженной глины, покрытые непрозрачной глазурью и раскрашенные огнеупорными красками».

* * *

Несколько отстаём: название произошло от Майорки, откуда в 1115 г. были впервые вывезены генуэзцами, как военная добыча в борьбе их с пиратами, испано-мавританские керамические сосуды и поливные плиты, послужившие для итальянских гончаров образцами.

Или — опережаем? В России расцвет майоликового производства — XVIII век. Ну, Гжель, это ж все знают!

Вот тут… Ломоносов, знаете ли, спать не даёт. В 1763 году в книге «О слоях земных» он писал о глине Гжельской:

«…Едва ли есть земля самая чистая и без примешания где на свете, кою химики девственницею называют, разве между глинами для фарфору употребляемыми, какова у нас гжельская… которой нигде не видал я белизною превосходнее…».

«Гжель» — слово балтийское. Сходно с Гжатью. Производное от балтийского gud(i)-el- (древне-прусское «кустарник»).

В основе — Гжельско-Кудиновское месторождение жирных огнеупорных глин. Глина залегает прослойками, между глиняными пластами находятся слои песка, которые достигают «несколько сажен толщины». Первый слой — глина красная — «ширёвка»; далее «пушнина» — жёлтая, средняя по качеству; в самом низу лучшая тонкая белая глина — «мыловка», которая используется для изготовления фарфора и фаянса.

* * *

Гжель — далеко. В шестидесяти верстах от Москвы. Там копать надо, семьями и артелями, «жилу искать». А здесь… Здесь вскрытая оврагами толща Окско-Волжской возвышенности. И меня начинает трясти. От того, что и вскрытого — не увидел.

— Горшеня, а где ты белую глину взял?

— А… это… ну… тама вона… а чего? Нельзя?

— Льзя. Покажи.

По склону оврага чуть ниже вскрытого шурфами края основного, красного глинища — белая полоса. Сажень высотой, три-четыре шириной. Уходит куда-то в склон. Дальше перекрыто старым оползнем.

Ё-моё!

Факеншит!

Ваня! Спокойно!

Рояль?! Нет — подарок. Подарок знающему и умеющему внимательно смотреть.

Собственно, и само красное огромное глинище, практически на окраине большого города описано только в 50-х годах 20 века. А раньше? «Руки не доходили»? Столетиями…

Если я правильно помню: найденное Горшеней — вообще одно из двух в мире месторождений белой глины такого качества.

— Посылай людей бить шурфы. Там, там, и дальше шагов через двадцать. Хочу знать — сколько её.

В 21 веке — не используется. В моё время меньше сотен тысяч тонн — не интересно. А мне, здесь и сейчас — и одна тонна — подарок. Редчайший.