Урбанизатор - [3]

— Иване, зачем тебе это непотребство?

— Э, Ивашко. Где же она у меня…? Ага, смотри. Что ты видишь?

— Ну… Калауз, князь Глеб Рязанский. Подобие глиняное.

— Верно. Сухан вырежет сегодняшнее… непотребство. А лепилы — воспроизведут. Только вместо Салмана у курвиного задка прилепят Калауза.

Эх, ребята, вы же считаете, что лжесвидетельствовать — смертный грех. А я с «Фотошопом» работал. Видел, как учетверяется картинка дымного столба над Бейрутом, которая потом тиражируется мировым информационным агентством. А уж прилепить, на фотографии, к голове Освальда — тело с винтовкой… это ж просто ретушь! Конечно, профи — видят, обращают внимание на детали… Скажут, поди, у Калауза не такой длинный или, там, кафтана такого нет… Скажут. Но — потом.

«— Ложечки серебряные краденные… Где?!

— Нашлись! Вот они!

Но осадочек остался».

— Придут купцы рязанские — предложим на продажу. Что будет?

— Ссора будет. Обиды. Вражда. С этим Калаузом. До него же, как пить дать, лепнина эта — сразу дойдёт.

— Точно. Только вражду он уже начал: караван из Рябиновки пропускать не хотел. Теперь будет в Рязани смех: Калауз по курвам шляется. Развратничает по-собачьи. Народ-то много чего весёлого придумает, на это глядя.

— Взбесится он. Гадить будет.

— Так он уже. А взбесится… в нужное мне время — очень хорошо. Смотри: ведь просто кирпича кусок, глина обожжённая. Но люди в этом — человека увидят, грех его, скотство найдут. Просто черепки показать — война будет. Там и тогда, когда мне нужно.

Я вспоминал мои ночные приключения на озере Неро, мать Манефу, серебряное распятие у неё на груди. Там — кусок серебра, воспринимаемый как господь бог, здесь — кусок глины, воспринимаемый как человек. Никакой связи между куском материала и конкретной личностью. Кроме человеческого воображения, находящего сходство в геометрических очертаниях, олицетворяющего или обожествляющего фрагмент мёртвой материи.

Для человека, проведшего значительную часть жизни разглядывая поток переизлучённых, отфильтрованных, поляризованных, вызванных свечением люминофора под воздействием ультрафиолетовых лучей, возникающих при электрическом разряде в ионизированном газе… фотонов, представляющего себе как делается пиксель, как из пикселей собирается картинка…

«Не верь глазам своим» — Прутков, ты прав. Что бы ты не увидел.

Кстати, а не попробовать ли заменить позирующую девку козой? В смысле — в скульптуре? Калауз с козой… забавнее. Класс! В реале — ни козы, ни князя, а в виртуале — похоже!

Ни я, ни Сухан не обладали художественным талантом. Мы не могли придать изображению человека выражение той или иной эмоции. Но если человек эту эмоцию выражал, мимикой лица или тела — она появлялась и в статуэтке. Не воображение, не эстетика — точность воспроизведения, фотография.

Я уже говорил о странной для меня доверчивости здешних жителей к письменному слову. Ещё страннее восприятие изобразительного материала. Детские рисунки или игрушки ими вполне так и понимаются — выдумка, игра. А вот продукция качественная кажется истиной. Будь то вытянутые, непропорциональные фигуры на иконах, единообразные изображения доспехов на миниатюрах. При том, что «портрет» — отнюдь не новизна. Ярослав Мудрый с семейством на фресках Киевской Софии, Всеволод Большое Гнездо на иконе Дмитрия Солунского… Узнавание, «истинность» скульптурного портрета конкретного персонажа, вызывало ощущение истинности и изображаемой ситуации.

Не имея технических возможностей зафиксировать изображение событий, я использовал таланты моих людей, например — визуальную память. И сочетал с другими, например — способность гармонически соединить разные изображения. Достоверность в отдельных деталях создавало впечатление достоверности в целом.

Через несколько лет наши фигурки стали обычным элементом интерьера всякого приличного русского дома. Признаком процветания. И «окошечком» в иной, внешний, новый мир. Где живут разные звери и люди. Которых с порога своей усадьбы, может быть, никогда в жизни и не увидишь.

«Всеволожский реализм» противостоял примитивизму или канонам фресок, икон, заставок книг. Заставлял множество людей в Святой Руси внимательнее всматриваться в окружающий мир. И многих «всматривающихся» — приводил ко мне.

«Портретность» фигурок породила множество «страшилок» об их использовании в колдовских ритуалах. Повсеместная уверенность в связи изображения и оригинала тому весьма способствовали. «Воевода фигурку твоего господина разобьёт — твой господин гноем истечёт» — звучало повсеместно и неоднократно. Бывали смельчаки, которые и жизней своих не жалели, дабы добраться до моей коллекции «скульптурных портретов». Бывало — немалые деньги предлагали. Кто — за свои изображения, кто — за соседские.

Главное: уверовавшиеся в моём колдовстве, во власти над их жизнями посредством изображений — опасались и вели себя приличнее.

Что говоришь? Нет, девочка, это позднее. И «Иисус и двенадцать апостолов», и «Блудница и двенадцать мужчин» — композиции куда более позднего времени. Когда мы уже и «гжель» хорошую делали, и краски добрые имели.

Кроме вывертов эстетики, Горшеня с разными здешними жидкими глинами работать пробует.