Ураган - [28]

И вот он начал теребить член, представляя Дарлу Фезерстоун (не то чтобы он намеренно вызывал ее образ, просто она возникла сама по себе). Она танцевала перед ним, как одна из девиц в местном баре. На ней было расшитое блестками бикини, но она почти сразу же сорвала его с себя. Для того чтобы это сделать, она повернулась к Колдвелу спиной. Попка у нее была безупречной. А потом, расстегивая лифчик, она обернулась, и Колдвел увидел ее грудь; соски указывали на небо, так как в мечтах сила земного притяжения отсутствует.

Колдвел судорожно попытался вообразить на той же иллюзорной сцене Джейм, так как ему стало стыдно, что он мастурбирует, представляя себе Дарлу, и грезит о ее теле с наивным энтузиазмом своих учеников, находящихся во власти неуправляемых гормонов. Он прекрасно понимал, что в реальной жизни ее тело не может быть таким совершенным и что оно, точно так же как и у всех, покрыто морщинками и складками. Похоже, Джейм именно на это и намекала: когда она оказалась рядом, то наградила Дарлу испепеляющими взглядами. Тело Джейм было отмечено влиянием времени. То, что в двадцатилетнем возрасте, когда она была чемпионкой межуниверситетских игр, являлось налитыми мускулами, начало постепенно обрастать жиром. И все равно Колдвел любил тело жены, и он принялся дергать себя за член со всем энтузиазмом, на который только был способен. Но когда он кончил, перед его глазами снова стояла Дарла Фезерстоун.

Он открыл глаза и увидел мир за окном спальни. В покрытое изморозью стекло стучал град. «Вот, наверное, почему эти телевизионщики задерживаются…» — подумал он.

В дверь постучали. Колдвел вскочил с кровати и с изумлением обнаружил отсутствие всего того, что он ожидал увидеть — ни ночников, ни до блеска отполированного комода, украшенного тремя хоккейными кубками, которые Джейм неохотно и со смехом позволила ему хранить в их спальне. Вместо этого перед Колдвелом были две кровати и старая раковина, тускло освещаемые еле занимавшимся рассветом. За стеклянной дверью, обхватив себя руками, чтобы согреться, стояла Беверли. И Колдвел неуверенно открыл дверь.

— Ну что, рыбачить будем или дурака валять? — поинтересовалась Беверли.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

У Мейвела оказался длинный катер с большим подвесным мотором, который был прикрыт тентом. Так что сесть им было некуда, за исключением маленькой скамейки, расположенной рядом с приборной доской. Все остальное пространство было занято удочками, канатами и длинным толстым шестом с заостренным концом.

Беверли показалось, что они довольно быстро очутились вдали от берега. Когда она рыбачила с дедом, поездка до нужного места занимала гораздо больше времени. Дед останавливался в марине, чтобы заправиться, и исчезал в здании, оставляя Беверли сидеть в лодке, пока какой-нибудь подросток заливал бензин в их оранжевый бак. Через полчаса дед появлялся, не очень твердо держась на ногах, но зато полный оптимизма относительно грядущего улова. При этом он почти всегда забывал купить червяков, ради чего, собственно, и заходил в здание марины. Дело кончалось тем, что он закуривал сигарету и отправлял за червяками Беверли.

Мейвел вел катер в гробовом молчании, что также отличалось от того, как это обычно делал дед Беверли. Он пел, рассказывал грязные анекдоты и вспоминал о своем детстве. Через много лет Беверли пришлось это пережить еще раз, когда она снова встретилась с ним в стране проклятых и день за днем проводила в баре «Доминион». Временами она, вздрогнув, выходила из своего ступора, вдруг понимая, что знает конец очередной рассказываемой истории. Больше всего ее поражала скудость жизни деда, который успел накопить лишь дюжину заплесневевших историй и был лишен какой-либо перспективы пережить новые.

У Колдвела были свои воспоминания о рыбалке, он отправлялся на нее с сыном, сидевшим на носу катера и глядевшим вперед. Энди всегда надевал странную шляпу — что-то вроде того, что могли бы носить иностранные легионеры, — с длинным козырьком спереди и куском материи, свисающим на шею для защиты ее от солнечных ожогов. Он надевал ее, подражая своему кумиру в области рыбной ловли, который посредством одноименного журнала и еженедельного телешоу забивал голову мальчика странными и сложными идеями. В результате Энди считал озеро Симко «мезотрофным» и стремился ловить рыбу там, где она никогда не водилась. Колдвел ссылался на то, что он уже давно живет на берегу этого озера и узнал его секреты с помощью друзей и разных дядьев, но Энди был непоколебим. Он отыскивал какую-нибудь заросшую заводь и требовал остановиться именно там. Колдвел настаивал на том, что рыбы там нет и никогда не было, а отсутствие улова огорчит Энди. Хотя, по правде говоря, Энди было все равно, поймают они что-нибудь или нет: сохранение верности кумирам было для него важнее, чем реальные результаты. Гораздо больше переживал Колдвел. В то время когда он еще был способен к переживаниям, он реагировал на малейшие неприятности сына.

Из воды внезапно поднялась уродливая гряда, состоящая из ноздреватых камней красного цвета, за которой начиналось мангровое болото. Мейвел резко подал на себя дроссель, и катер, взревев и несколько раз дернувшись, остановился. Затем Хоуп нажал на тумблер, и раздалось легкое шипение. Колдвел догадался, что это автоматическое устройство для подъема тента. Взяв длинный шест, Мейвел переступил через Беверли, ловко вскочил с ним на навес и принялся осторожно раздвигать мангровые побеги, вглядываясь в мелководье.