Упрямец. Сын двух отцов. Соперники. Окуз Годек - [25]

— Реджеп-джан, получай свою порцию: котлеты, три булки и компот. Борщ хотя и хороший, но я не взял. Я сказал повару: Дурдыев обойдется и без борща.

Это говорил не кто иной, как Баллы Байрамов. Не дав Реджепу открыть рта, он сообщил, что Сапар Аманов чем-то занят, обед хотел нести Коля Соловьев, но, воспользовавшись тем, что Коля ушел переодеться, он, Байрамов, помчался на кухню, взял котлеты, компот и вот явился.

— Ну ладно, ладно, спасибо тебе, Баллы, — не глядя на Байрамова, проговорил Реджеп. — Посиди, пока я съем это, потом сразу отправляйся, не будешь мне мешать. Понятно?

— Хорошо, — согласился Байрамов и через несколько минут, взяв пустую тарелку и банку, отправился в общежитие.

Когда Реджеп Дурдыев возвращался из мастерской, было уже темно. Он сделал свое дело, как хотел, и старался быть спокойным, но это ему никак не удавалось. Неудача, случившаяся днем, огорчала его целый вечер.

Вполне успокоился он лишь тогда, когда Иван Степанович при всех объявил о шести лучших инструментах, выполненных на конкурс. В числе этих шести были и две пары кусачек, сделанные Реджепом…

Короткие декабрьские дни у молодых инструментальщиков были заполнены напряженной и ответственной работой над заказом военного ведомства.

Правда, первая неделя оказалась не очень богатой по выпуску продукции. Каждый привыкал к своему стандарту, часто и осторожно замерял работу, чтобы в чем-нибудь не ошибиться. Но дальше пошло легче, а спустя неделю выход готовой продукции удвоился против первых дней. Директор обещал начальнику авторемонтных мастерских сдать готовые изделия не позже Нового года. Ребята изо всех сил старались поддержать честь училища. По группам и индивидуально среди инструментальщиков шло соревнование. Комсоргу Курбанову и групоргам в эти дни хватало работы и на производстве и в общежитии.

Заказ был полностью выполнен к концу декабря.

20

Уже вторую весну Реджеп Дурдыев встречал в Ашхабаде. Дважды на его глазах дерево, стоящее у окна общежития, сбрасывало желтые листья и украшалось новым зеленым убором. Второй раз в веселый майский день Реджеп шел со знаменем в руках впереди колонны по улице Свободы. Десятки тысяч лиц мелькали перед ним. Кого только он не видел на праздничной демонстрации! Но ни разу, даже в эти дни, когда, казалось, весь город выходил на улицу, не встретил он дочери учителя. Так до сих пор и не передал ей привета от колхозных ребят. Она не знает, что чумазый упрямый мальчик Реджеп уже член комсомола и что он может делать довольно сложные части к машинам, всевозможные инструменты, может остановить дизель, заменить в нем любую часть и снова пустить на полный ход. Если бы у него хватило смелости, Реджеп непременно пошел бы к Атаевым и рассказал бы все, что с ним произошло за эти годы: как он дружил с мастером Иваном Степановичем, как тосковал по дому, а потом приобрел новых замечательных друзей, как ссорился с Байрамовым и как Байрамов, наконец, попросил у него помощи, и как они теперь вместе готовятся к экзаменам.

Подготовка к экзаменам отнимала много сил и времени. Каждый вечер, ложась спать, Реджеп хотел, чтобы скорее наступил рассвет и можно было снова сесть за книги, за чертежи. Так прошло восемь майских дней, а девятого мая знакомый звон во дворе разбудил ребят раньше обычного.

Все живо оделись, выскочили во двор, где обычно проводилась утренняя зарядка. Большая толпа ребят собралась на площадке, из комнат выбегали запоздавшие, между тем звон не прекращался. Это был необычный сигнал утреннего подъема. Кто-то крикнул:

— Победа! Победа!

А звон все продолжался, и ребята увидели, что звонит не дежурный сторож, а сам воспитатель. Он стоял под деревом, в очках, взъерошенный, взволнованный, длинные волосы падали ему на лоб.

— Победа, товарищи, победа!

Ребята, радостно крича, поздравляли и обнимали друг друга. На соседних дворах, на крышах тоже кричали люди. Где-то недалеко салютовали оружейными выстрелами. Реджеп поздравил с победой Байрамова, прыгавшего подле него, потом подбежал к воспитателю и обнял его за шею, мешая звонить. Час был ранний — только-только начало светать, а на улице люди шли густой толпой, ликующе приветствуя друг друга. Ребята тоже потянулись на улицу. У ворот директор попытался было напомнить, чтобы они позавтракали, но охотников завтракать не нашлось. Да и сам директор скоро забыл об этом и вместе с молодежью поспешил присоединиться к толпе, непрерывным потоком стремившейся к центру города.

У Реджепа от возбуждения внутри точно все пылало. Он не мог совладать со своими чувствами, забрался на высокое крыльцо, крикнул:

— Да здравствует наша победа! Ура-а!

За его спиной в эту минуту отворилась дверь, чьи-то сильные руки обняли его и кто-то крепко поцеловал. Он оглянулся: седой старик с отвисшими усами стоял перед ним, в глазах старика были слезы. Он что-то говорил о своих сыновьях, воевавших за счастье родной земли. Реджеп поднялся на цыпочки, поцеловал старика и побежал догонять товарищей. Толпа, казалось, все росла, общей радости не было предела. Машины, застрявшие в толпе, не могли двигаться.

Праздник Победы продолжался весь день, весь вечер, до полуночи. Во дворе общежития, под деревьями, шумно проходило торжественное собрание. После обеда все снова пошли на улицу Свободы и легли спать много позже, чем было положено по правилам внутреннего распорядка ремесленного училища.