Умная судьба - [3]

А два года назад Тани не стало…

И сейчас мы втроём…

Вчетвером…

Бабушка ещё…

* * *

- А вообще, знаешь, это даже по приколу вчера было. Ха! Я тебе говорю: - ты чего так нажрался-то, деятель? Ты: - э-эм, мэ-э, мну-у, во-от. И рога мне суёшь, прикинь! Я: - а ну, спать вали! Ну, ты в кабинете и рубанулся.

- Да? Странно… А чего это я на кушетке в бильярдной проснулся?

- Ты чего полегче меня спроси! В бильярдной, говоришь? Ну-у, не знаю… Может, ты в снукер покатать решил, Рони О’Салливан.

- М-да… Я уж и не помню, когда я в последний раз так… Лет семь, наверно…

- Папа! Смотри! Роллс-Ройс…

- И хрен бы с ним…Блин, монумент какой-то, на колёсах…

- Точно. Но по любому, - круто. Хотя, ты считаешь, что твой Триумф круче.

- Это кому как… Паш, позвони бабе Томе, скажи, что мы подъезжаем. А я щас вот тут вот приторможу маленько…

- Чо, так хреново? Эх… Я с тобой ещё вечером поговорю, эксклюзивно… Алло? Виктор Максимыч, здрасьте… А баба где?.. В магазин? А Пулька?.. Да мы в город щас приедем, хотели его забрать с собой, хорош ему вам нервы трепать… Ну… Ладно, минут через пятнадцать… Ага, ладно, - Пашка смотрит на меня, улыбается и говорит: - Пулька с Бобиком гуляет, баба в магазине. Пап, я чего предлагаю, - если Пулька выступать начнёт, я сзади зайду, и по башке ему ка-ак! А ты тогда тело хватай, в багажник, по газам и ходу!

Боги, все Боги, только бы Пулемёт не начал всё по новой, - думаю я, - да обойдётся, он у нас отходчивый…

- Тебе бы всё хихоньки да хаханьки…

Пашка довольно лыбится, да только не очень мне вериться этим вот его улыбочкам: - как доходит до дела, он почти всегда оказывается на стороне Тимура, - и я этому рад, хотя и не перестаю поражаться. Впрочем, и в самом деле, - грех жаловаться, Тимка ведь по большей части горой стоит за меня, и все выволочки, которые так обожает устраивать мне Пашка, чаще всего гаснут в зародыше. Чаще всего.

- Город…

Павел демонстративно отстёгивает ремень, - у нас в Магнитке, по странной прихоти городского начальства, можно ездить непристёгнутыми. А я наоборот подбираюсь, я очень дисциплинированный водитель… вообще-то… ну, правда, когда я сажусь на свой Триумф… Ну, тут уж я удержаться не могу! А кто сможет, спрашиваю я? Ведь и впрямь, - «Rocket»! И не зря они там у себя, в Хинкли, так его назвали… И ни шиша это не круизер, хуй там, - какой же это круизер, если я на своём Триумфе, на этом так называемом «круизере», на прошлой неделе какого-то кекса на «Дрозде» сделал?..

- Пап, ты куда? Чего ты на Советскую свернул?

- Сначала домой заедем, взять мне кое-что надо. Вот. А потом к бабе.

- Так я ж Виктору Максимычу сказал, что мы уже подъезжаем… Ну, ладно, а бельё когда заберём?

- Блядь! Ой, прости, Паш, вырвалось… Забыл я про бельё это гадское. Сделаем так, - заедем домой, потом к бабе, даём Тимке полчаса на размышления, сами по-быстрому в прачечную… Не годится, Сергей ведь ещё. Набери-ка его номер…

* * *

Пока я там и тогда обговариваю всё с Сержем, чего и как, - здесь и сейчас я расскажу вкратце, как мы живём с Пашкой и Пулемётом… Хм, - вкратце! Если уж совсем вкратце, разве что?

Живём мы хорошо, если отвлечься от некоторых частностей. Ну, а куда без этих самых частностей?.. Вот и я говорю, - никуда. Но поскольку это всего лишь частности, то и распространяться я о них сейчас не намерен, - вкратце ведь…

Два года тому назад умерла моя Таня. Наша мама. Погибла… Но и об этом я не хочу сейчас…

И ко мне тогда пришла Тоска. Пришла? Да нет, она не приходила, - она навалилась, - как бабкина перина, - и вроде бы жив… и не вздохнуть… Ладно.

Сыновья. Это они меня вытащили, каждый по-своему, и оба вместе.

Сначала Тимур, - он уже тогда был Пулемёт. После смерти, - бля, гибели, - Тани, Тимка впал в какой-то ступор, тяжкий такой ступор… Как вспомню похороны… Нет, не хочу вспоминать. И ни слезинки, ничего такого, - и это не было у Пульки непониманием произошедшего с нами, нет. Всё он понял, сразу, до конца, навсегда, и так было ещё хуже и страшнее. И в заботах о Тимке проклятая тоска начала понемногу… Нет, не исчезать, нет… Я помаленьку стал учиться жить с ней, не обращая на неё внимания.

И Павел. Тогда-то он и стал мне главной опорой, тогда-то он и стал мне другом.

Может ли тридцатилетний мужик сдружиться с двенадцатилетним пацаном? Даже если этот пацан его сын, и, особенно, если этот пацан его сын? Извольте, мы с Пашкой стали друзьями. Лучшими, настоящими, и это не слова, не обычные слова, которые говорятся в подобных случаях: - мол, я друг своему сыну. Нет, это не слова, - Пашка мой лучший друг. Как это в реале? Ну… Толком и не расскажешь. Друзья, и всё. Со всеми атрибутами дружбы, - со всеми, значит со всеми, - и с дикими скандалами, в том числе, но это так… так и должно быть, так и есть. Всякое там «полное доверие», «никаких секретов», - пустое это всё, вот это уж точно слова! Есть и секреты, а как же иначе, ему сколько лет-то? А мне? Ну, и вот. И ведь секретов больше у меня, чем у него, - хотя, правду сказать, какие там секреты! Так, секретики. Пустяшные, ведь знаю же я и про Свету его, и про то, что у Пашки с Олегом происходит, когда Олег у нас ночует… А уж мои секреты! Ха, вот весной как-то, я с немцами один гешефт с холоднокатаным листом замутил… Впрочем, это тоже не в тему.