Умереть от любви, или Пианино для господина Ш. - [28]

Наталия уронила вилку и выразительно посмотрела на Рейна:

– Да вы что, Александр Адольфович?

– Я же просил называть меня просто Александром.

– Мы так хорошо беседовали и вдруг…

– Вы не пожалеете. Я знаю, что нужно женщине, я сделаю вас счастливой. Ну хотя бы на несколько часов… У меня дома тепло, хорошо, в холодильнике…

– …корка сухого хлеба и ломтик сыру, так? Разве я похожа на мышку, которая питается этой гадостью?

– Нет, вы похожи на синий чулок, которому некому отдаться.

В его голосе Наталия уловила металл. «Самолюбие мужское взыграло».

– Это я-то похожа на синий чулок? – Она плеснула ему в лицо шампанским и встала из-за стола. – Мышь, моль, серость… – Покачивая бедрами, она обошла стол и подошла к администратору: – Послушайте, любезный, вон тот тип говорит, что вы строите ему глазки. Мы с ним поспорили: я сказала, что вы нормальный, а он считает, что вы без ума от него. Так кто же из нас прав?

Администратор, краснолицый крупный мужчина в белом пиджаке и белых брюках, удивленно вскинул брови:

– Саша так сказал? Да быть того не может. Вы, барышня, что-то путаете…

– Это я-то путаю? Ничего подобного. А теперь скажите, где тут у вас туалет, – заплетающимся языком проговорила Наталия, разыгрывая из себя пьяненькую.

– Вам плохо? Пойдемте, я вам покажу.

Он проводил ее и вернулся в зал, где его тотчас вызвал к себе Рейн. Показывая на залитую вином рубашку, он, пожимая плечами, пытался объяснить, что ничего особенного-то и не сказал, что алкоголь превращает женские мозги в соус бешамель; он и дальше бы распространялся на эту тему, но вошедшая в это время в зал Наталия уверенной походкой уже направлялась к столику.

– Ну все? Ты успокоился? – Она ласково потрепала Рейна по щеке и посмотрела на стоящего рядом администратора с таким видом, что тот поспешил отойти. – Вот так-то лучше.

– Я что-то не совсем понимаю, что происходит. Зачем ты плеснула мне в лицо шампанским?

– Чтобы немного привести вас в чувство. Чтобы охладить, разве не понятно? Я не собиралась устраивать скандал и тем более портить вашу рубашку. Это получилось само собой, поэтому прошу меня извинить.

Рейн поймал ее руку, которой она пыталась погладить его по голове, и поцеловал.

– Какая ты странная… Вроде и не пила, а так себя ведешь…

Ей было трудно объяснить ему всю гамму охвативших ее чувств, когда он пригласил ее к себе домой. От одной мысли о том, что он прикоснется к ней своими мокрыми толстыми губами, ее чуть не стошнило от отвращения. Поэтому она и плеснула шампанским. Меньше всего ее беспокоила мысль, что она обидела своего учителя. Однако, вспомнив, что он обещал ей помочь перевести разговор (которого, впрочем, может и не быть), она резко изменила свое поведение и теперь всем своим видом выказывала сожаление по поводу небольшого скандальчика. И сто раз уже пожалела о том, что наговорила бог знает что администратору. Как бы то ни было, но инцидент был исчерпан. Рейн подозвал официанта и попросил принести пирожные и кофе.

Наталия посмотрела на часы: было без четверти двенадцать. Бедный Логинов: при всем желании она уже не успеет приготовить ему ужин. А если он уже дома, что, конечно, маловероятно, то делает себе скромные бутерброды с сыром. И ждет ее. Слушая пение Валентины, которая теперь стояла на сцене в черном декольтированном платье, тоненькая, хрупкая, привлекательная для окружавших ее мужчин, смотревших на нее сквозь пелену алкогольного дурмана, Наталия вдруг заметила одного человека. Он сидел прямо возле сцены и не отрываясь тоже смотрел на Валентину. Но это был взгляд не похотливого мужчины, а человека, созерцающего саму красоту и совершенство. У него было одухотворенное бледное лицо. Лет под пятьдесят, одетый в элегантный серый костюм и голубую рубашку с красным галстуком, коротко стриженный и абсолютно седой, он то и дело подносил к губам чашку, скорее всего, с кофе и даже как будто волновался. У него был вид человека, много пережившего или перенесшего тяжелую болезнь. И все же такой тип мужчины привлекал Наталию. Она поймала себя на мысли, что этот мужчина мог бы себе позволить пригласить ее куда угодно. Но он по-своему влюблен в Валентину и никогда не посмотрит в сторону Наталии.

– Вот и ты заслушалась, – прошептал ей на ухо Рейн. – Ты кушай пирожные, они здесь всегда свежие.

Она с благодарностью посмотрела на него и улыбнулась. «Страшно одинокий человек, – пронеслось у нее в голове, – а ведь мужчина… А мужчине позволено первому подойти к женщине». Она никогда не понимала, как при таких правах, которые даны мужчинам, можно оставаться одиноким. Что ему мешает подойти к любой понравившейся ему женщине и пригласить ее сначала на танец, а потом и домой? Достаточно встретить умную женщину, которая будет способна понять его тоску и приласкать, как у обоих появится надежда стать счастливыми.

Наталия очнулась: песня закончилась. Валентина ушла. Похоже, ее время закончилось. Наталия поискала глазами официанта Валеру и подошла к нему. Он был занят уборкой столиков.

– Послушай, – сказала она, доставая из сумки пакет, – положи мне сюда, пожалуйста, десяток отбивных и четыре жареные курицы, хорошо? Доллары тебя устроят?