Улыбка прощальная ; Рябиновая Гряда [повести] - [4]

— Наверно, в автобусе, — смущенно объяснил он. — Пришью. Только вряд ли такая-то сыщется. От рукава придется, там незаметно.

Однако и вчера встретила его в том же пальто без верхней пуговицы. Хотелось подойти к нему и сказать: «Сергей Леонтьевич, у тети Ксени целый ящик всяких пуговиц, и такая найдется, я уж глядела. Зайдите, она вам в минуту притянет». Не подошла, постеснялась.

Понятно, супругам Тужилиным не до таких пустяков: заняты, пишут научные труды.

Как-то декан попросил Фаю передать Полине Семеновне пакет из Москвы. Полина Семеновна бюллетенила и все-таки сидела за столом, обложившись журналами и рефератами на иностранных языках. Разорвав пакет, пробежала по диагонали бумаги и с облегчением вздохнула: отзывы на ее докторскую. Положительные. Фая поздравила ее, прислушиваясь, как Сергей Леонтьевич у себя в кабинете долбит что-то на машинке. Одним пальцем. Фая с удовольствием бы помогла бедняге, она отлично умеет печатать. У тетки навострилась, та как пулемет строчит.

Пуговицы подождут. Заняты супруги Тужилины. Они и питаются, наверно, кой-как. Разве Полине Семеновне до муторных кухонных хлопот! Она и сейчас, за новогодним столом обсуждает с коллегами последние работы академиков Разуваева и Девятых.

Сергей Леонтьевич обеими ладонями отталкивает какие-то резоны соседа, уверяющего, что у нашей молодежи ножницы между интеллектом и этикой, инфантильность, потребительские склонности и еще какие-то изъяны.

— Напраслина, не докажете, — протестует он. — Есть и такие, в семье, как известно… Но в целом…

— Может, и легкость брачных отношений отрицать будешь? — с ехидцей тянет другой сосед.

Посыпались шутки над непрочностью нынешних цепей брака. Яша Дюбин, только что пришедший и уже изрядно на взводе, предложил сдать вышеназванные цепи в металлолом.

— Нет, позвольте, — вскочил экономист. — Цепи брака— метафора. Пусть цепи, но ведь их звенья — самое необходимое на земле и самое прекрасное — дети.

Опять шутки: женщинам теперь не до звеньев, столько чинов, званий, должностей…

— Не верю! — экономист махал руками, требуя тишины. — Мать — это… Помните, у Горького: восславим женщину-мать. Это же — самое высокое призвание женщины — быть матерью. Все будущее — в женщине, в детях. А вот мы спросим, что думает об этом самая юная среди нас. Скажите, — он протянул руку с рюмкой в сторону Фаи, — хоть одного мечтаете подарить миру?

— Я? — Фая вспыхнула и потупилась. — Почему одного. У меня… трое будет. Два мальчика и…

Все рассмеялись, захлопали в ладоши.

— Приветствуем!

— Вот это будет демографический взрыв!

Врезывается фальцет Яши Дюбина:

— Выпьем за потомство Фаины Петровны. Фаечка, влюблен! Мое сердце у ваших ног.

Шумный говор, тосты, непрерывно гремящий телевизор, — забыли даже следить по часам, много ли осталось до двенадцати.

4

Гости разошлись в половине второго. Племянника развезло, и пришлось уложить его на раскладушке в той же большой и неубранной комнате. Оставшись наконец с мужем вдвоем, Полина Семеновна пожаловалась на головную боль от вина и пустой болтовни.

— Кто во что. Я так и знала, что демографию приплетут. Экономист твой… Зря много на том конце стола бренди поставили. Набрендился.

— Шутили, — извиняющим тоном ответил Сергей Леонтьевич. — Не все же о плазме и полимерах.

Из соседних квартир приглушенно доносились еще выкрики, смех, музыка. «Хаз-Булат» сменялся топотом, откалывали «барыню»… Сергей Леонтьевич долго не мог уснуть. По какой-то и самому неясной связи он вдруг почувствовал себя странно одиноким. Казалось бы, чего лучше: на очереди докторские, не мешают ни склероз, ни дети. И все-таки чувство смутной растерянности, обидной неполноты, обделенности не проходило. Словно что-то могло быть в его жизни яркое, светом счастья заливающее душу, — и не было. Да и когда было сиять ему, этому счастью? Детские годы пришлись на войну. Мать получила с фронта две похоронки — на его старших братьев. Отец работал на оборонном заводе и погиб во время налета вражеской авиации. После войны — завод. Годы самые жениховские, приодеться бы да приударить бы за какой-нибудь модницей с соседней ткацкой, — сцепив зубы, откладывал: в институт надо было готовиться. Потом — кончить так, чтобы несовестно было диплом получать. А там аспирантура, диссертация, кафедра в том же институте.

Знакомство с Полиной Семеновной он только в шутку мог бы назвать романом. Сначала она показалась ему и старенькой, и некрасивой, большие очки в черной оправе делали ее лицо неприступно строгим. В такую не влюбишься. И все-таки приятно было посидеть в уютном доме на окраинной улице, отогреть душу за самоваром в бесхитростной, почти что семейной беседе. Зоя Демидовна радушно потчевала вареньями и компотами из яблок, вишен и слив, приговаривая, что все это некупленное, все фрукты-ягоды они с Полей в своем саду возрастили. Любопытно было послушать Полину Семеновну, чем еще собираются химики удивить человечество. И хоть красавицей она ему в этих зачайных беседах не казалась, ум ее и простоту, без всяких подвохов кокетства, нельзя было не оценить.

Недолгое время спустя холостяк Сергей Леонтьевич, обитавший в многолюдной комнате студенческого общежития, стал женатым Сережей. Как человеку семейному, предоставили квартиру в новом доме. Потекла мирная супружеская жизнь. Бывали и размолвки. Сергей Леонтьевич заговаривал о настоящей семье, чтобы подлесок шумел. Полина Семеновна рассуждала практичней: надо закруглить докторские, а там можно будет решить эту проблему в рабочем порядке.