Улыбка прощальная ; Рябиновая Гряда [повести] - [5]

Шли годы, спокойное бездетное сожительство стало привычным. Оба преуспевали в науке. Сергей Леонтьевич писал монографию о волжских болгарах, увлекся археологией. Их работы публикуются в самых авторитетных специальных изданиях. Чего еще? Кто знает чего. Ворочается Сергей Леонтьевич в своей постели, старается перевести то, что творится у него в душе, в ясные логические понятия, — ничего не выходит. Да, степень, звание, авторитет — все есть, и доктором он будет, и профессором, это в его силах, трудолюбия ему не занимать. Твердая под ногами дорога, надежная, а вот — сердце будто очнулось и тревожно бьется в глухой безответной пустоте.

Раздумается о жене. И ее жалко. Тоже в душе одинокая. Понятно, не каменная баба в степи, и в ней голос естества говорил. Вспомнилось, как с полгода назад приезжала дочь Ксении Фроловны откуда-то с Печоры с двумя девочками, около месяца гостила у матери. Иногда Ксения Фроловна заходила со своими внучками похвалиться, какие они в свои пять и семь лет умные и смышленые. Как-то он приотворил дверь из своего кабинета, — полюбопытствовал, что у них за веселье, видит, посадила обеих Полина Семеновна себе на колени, судорожно обнимает и целует, целует… Голос естества.

Сергей Леонтьевич отмахивался от этих мыслей, уговаривал себя уснуть, — не помогало. Так и начался у него новый год с надломом в душе.

5

К тому времени, когда Полина Семеновна наконец-таки закруглила докторскую, Фая успела кончить университет. Работа была предоставлена ей в лаборатории химкомбината. Пообещали квартиру, правда с оговорками, судя по которым расставанье с Фаей Ксении Фроловне в скором времени не грозило.

На вокзал Полина Семеновна уезжала одна: Сергею Леонтьевичу надо было на лекцию. Стоя у полуоткрытой дверцы «Волги» с шахматной полоской по борту, она методично наказывала мужу не переутомлять себя умственным трудом, больше налегать на витамины.

— Обедать придется пока в столовой. Какая досада, что мама нездорова, она так славно готовит. Впрочем, ты это и сам знаешь. Ну что ж, пора. Надо бы еще проститься с нашей соседкой. Да вот, кстати, и она. — Полина Семеновна кивнула шоферу, чтобы подождал еще минутку, обошла машину навстречу Фае и протянула ей руку. — А я только что подумала о вас. Уезжаю. Возможно, знаете, с какой целью.

Фая, пожимая ей руку и улыбаясь, ответила, что, конечно, знает.

— Будем вас ждать с победой.

— Надеюсь, но… — Полина Семеновна вздохнула. — Бывают такие неожиданности. Впрочем, где их нет. Кажется, теперь со всеми простилась, можно и ехать. Береги же себя, Сережа. Как приеду, тут же черкну. И ты мне тут же, тут же. Счастливо оставаться.

Хлопнула дверца «Волги». Шофер дал газу, машина всхрапнула, рванула с места и через минуту затерялась в автомобильном потоке улицы.

— Осиротели? — шутливо посочувствовала Фая. Взглянув на портфель в его руках, спросила, не на лекцию ли.

— Да. По летнему обыкновению, заочники.

— А я недавно вас в Доме ученых слушала. Об истории нашего города рассказывали.

— Не заметил. Дремали?

— Что вы? Очень интересно. И как это вы все, все помните? Другие выкрикнуть «Товарищи!» без листочка не могут.

— Беда мне с этими листочками, — посетовал Сергей Леонтьевич. — Свою клинопись чуть разбираю, а печатать… Зря только «Оптиму» покупал. Тычешь, тычешь одним пальцем.

— Слышала как-то, — с лукавинкой в голосе и улыбаясь заметила Фая. — Не бойко. Ну что ж, могу выручить.

— Вы? Умеете?

— Еще как! Тетка говорила, пальцы у меня как град сыплются.

— Так выручите! — взмолился Сергей Леонтьевич. — И нужен-то бывает пустяк. Заплатки в докторскую. По десятку строк, а я маюсь над ними, маюсь… Удобно ли, если я к вам с машинкой?..

— Отчего ж неудобно. Тетя Ксеня все еще у дочери где-то на юге, так что мешать некому. Только зачем же! Из-за десятка строк? Это мне и на полминуты мало. Приготовьте побольше, как-нибудь забегу и перестукаю.

Забежать Фая не решалась. Вдруг из его приятелей кто завернет, а тут она за машинкой. Неудобно, у него такой авторитет…

Не решался и Сергей Леонтьевич зайти к ней. Кто знает, что подумает она, не будет ли говорить про себя: «Вот навязался!»

Над кнопкой звонка в квартиру Ксении Фроловны еще прошлой осенью Фая воткнула ветку рябины. Листья потемнели, пожухли, а ягоды, времени наперекор, все еще красные. Посмотрит на них Сергей Леонтьевич, вспомнит, как Фая тянулась на цыпочках, чтобы укрепить ветку, — он как раз выходил из своей двери, — и заробеет, отступит. Лучше случайной встречи дождаться, тогда и напомнит, что, мол, кто-то собирался зайти и оказать скорую печатную помощь.

И вот она — случайная встреча. Возвращаясь с лекции, Сергей Леонтьевич заметил Фаю в скверике сбоку их дома на скамье, многоугольником опоясавшей разноцветный грибок. Окруженная крикливой стайкой детворы, она, кажется, едва успевала тому утереть нос, той повязать бантики на голове, тех помирить. И все время звенел непрерывный веселый говор. Сергей Леонтьевич присел неподалеку на скамью: оглянется Фая, он с ней и заговорит. Фая не оглядывалась, увлеченная хлопотами и болтовней: девочке с бантиками надо было объяснить, почему кукла не говорит, забияке мальчишке — что нехорошо пускать в ход кулаки… Одна, совсем крошка, обещала: