Рассказы радиста
Из предисловия:
Владимир Тендряков — автор книг, широко известных советским читателям: «Падение Ивана Чупрова», «Среди лесов», «Ненастье», «Не ко двору», «Ухабы», «Тугой узел», «Чудотворная», «Тройка, семерка, туз», «Суд» и др.
…Вошедшие в сборник рассказы Вл. Тендрякова «Костры на снегу» посвящены фронтовым будням.
| Жанр: | Советская классическая проза |
| Серии: | - |
| Всего страниц: | 19 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1970 |
| Формат: | Полный |
Рассказы радиста читать онлайн бесплатно
«Я на горку шла…»
Давно вышли из строя старушки 6-ПК, про которых радисты говорили: «Шесть-пэка натрет бока», — полк получил новые радиостанции. Меня назначили начальником одной из них.
Есть начальник, есть поблескивающий ручками на панели управления благородно-серый инструмент 12-РП в двух упаковках. Не хватало лишь подчиненного штата.
Положено три радиста, но где там три… Сняты с полевых кухонь помощники поваров — меняй черпак на винтовку, иди в роту, окапывайся, стреляй. А помощника-то повара радистом не поставишь.
Хожу в начальниках, оглаживаю рацию, надоедаю своему непосредственному начальству — командиру радиовзвода лейтенанту Оганяну:
— Даешь штат!
— Обещают.
— Троих?
— Одного.
— Ну, двоих выхлопочи.
Оганян молчит, напускает на себя значительность. Он и сам хотел бы троих. Одна надежда — Оганян упрям, авось переупрямит.
Не вышло.
У нашей землянки появляется парень — плотноват, плечист, с выправочкой бывалого вояки, лицо кругло и румяно, как домашний пирог, и по всему лицу от уха до уха растеклась улыбка — предел добродушия, — чуть-чуть приправленная снисходительностью. Улыбается, словно говорит: «Не тушуйся, я — парень простой…»
А я и не собираюсь тушеваться — как-никак начальник, не хватай голой рукою.
— Солнышков.
— Что — солнышко?
— Не солнышко, а Солнышков, фамилия моя такая. Зовут Виктором.
А физиономия лучится улыбочкой. При такой физиономии да такая фамилия — ну и ну, попадание в яблочко.
Я веду улыбчивое Солнышко к зуммерному столу.
Мы уже давно стоим в обороне, не только выкопали землянки с накатами, не только пробили от землянки к землянке тропинки, но даже соорудили перед своим входом такую роскошь, как зуммерный стол с ключами и гнездами для наушников. За этим столом мы время от времени тренируемся в приеме и передаче «морзянки». Время от времени, не насилуя себя, так как наш лейтенант Оганян покладист, считает, что фронт и без того тяжел, незачем излишне обременять солдата.
Солнышко сел за стол, покосился на ключи, но улыбается так, словно я не будущее его начальство, а милейшая теща, собирающаяся поставить перед ним масленые блины и забористый первачок.
— Ты работал радистом?
— Угу.
— Батальонным? Полковым? В артиллерии?
— На «катюшах».
Ответы мгновенны, никакого раздумья, взгляд прям, открыт, добр, и ни на секунду не сходит задушевная улыбочка с полных губ.
— На «катюшах»? Ого!
О «катюшах» в окопах рассказывают легенды. И всякий, кто хоть как-то был связан с этим таинственным и могучим оружием, сам легендарен для пехотинца. Вот ведь где побывал парень, хотя я бы предпочел, чтоб он пришел ко мне с флота или из авиации — там классные радисты.
— На ключе работал?
— На чем?
— На ключе. Вот на этой штуке.
Улыбка и ответ:
— Немного.
Не так-то просто оценить мастерство, скажем, бухгалтера или артиллериста. Надо долго испытывать, приглядываться, да и после этого не всегда-то появляется твердая уверенность — справляется на «пять» или вытягивает на «тройку». Но мастерство радиста узнается сразу и с математической точностью, стоит только задать вопрос. И я его задал:
— Сколько групп принимаешь?
— Чего?
— Сколько групп цифрового текста на слух?..
И впервые Солнышко на секунду замялся, но только на секунду, не больше.
— Сколько? Да сорок.
— Сорок!
На меня напала робость. А вдруг — да, чем черт не шутит… Лучшие наши дивизионные радисты принимали тогда на слух двадцать три пятизначных группы в минуту. Двадцать три — лучшие! А я, обученный впопыхах за какой-нибудь месяц в школе младших командиров, я, от природы не блиставший способностями, один из тех, кому «медведь на ухо наступил», принимал всего восемь групп, ну, при удаче и усердии — девять. Сорок! Я даже не знал, существуют ли такие виртуозы. Наверно, существуют. Вдруг да редчайший экземпляр сидит передо мной, глядит счастливыми глазками мне в зрачки, улыбается: ничего, мол, не тушуйся, я — парень простой.
— Вы… — Начальническая спесь слетела с меня, я стал заикаться от уважения. — Вы не ошиблись?
— Ну, может, не сорок, может, двадцать. Точно не помню.
— Может, пять или четыре? — спросил я.
— Может, и пять, — охотно согласился он.
Я сердито уставился на него, а он глядел невиннейше, глядел и улыбался, и в его улыбке — все то же: «Ты не тушуйся, сам видишь: я — парень простой».
И я не выдержал гонора, расхохотался. Счастливо засмеялся и он.
— Ну, ладно, скажи: кем был?
— Минометчиком. Командиром батареи быть приходилось.
Ну уж нет, теперь меня так просто не купишь — был бы командиром, хоть какие-то знаки различия на петлицы нацепили бы, а они чисты.
— Плиту таскал?
— Таскал.
— Вот этому верю. Раз плиту таскал, будешь таскать и рацию. Спина, вижу, крепкая.
Я ведь знал, что мне все равно другого не дадут, выбирать не приходится.
Так у меня появился подчиненный — первый и единственный в жизни, других не имел.
Из всей радистской премудрости Витя Солнышко усвоил на слух лишь две цифры — «двойку» и «семерку». Первая напоминала по звуку фразу: «Я на горку шла…», последняя — «Дай, дай закурить…» Но в нем сразу же открылся талант — быть там, где его не ждали.
В первый же день моего начальствования я высунув язык бегал по штабу полка, искал своего подчиненного. Был на кухне, был в землянке связных, сбегал в тыл к обозникам, всюду спрашивал:
