Уловка - [2]

— Интервью? — он посмотрел ей за плечо, оглядывая зал с посетителями, как будто ища кого-то, у кого она могла бы взять интервью. Внезапно глаза его засветились догадкой, и он снова обратил к ней взгляд:

— Ты же не думаешь просить Лайона об интервью с его папочкой, а?

— Вообще-то думаю…

— Не было никакой подруги из университета, а? — спросил он, пристально поглядев на Энди с минуту.

— Нет, — сказала она, твердо и спокойно встретив его взгляд.

— Так я и думал.

В голосе Гейба не было осуждения.

— Вы считаете, что мистер Рэтлиф мне откажет?

— Да это уж как пить дать, откажет. Но мы это сейчас выясним наверняка, он как раз в дверях.

Взгляд Энди остановился на влажном круге, оставшемся на барной стойке от бокала с чаем. Она боялась поднять глаза, живот свело от волнения. Колокольчик на двери кафе приветственно звякнул, впуская входящего.

— Эй, Лайон, — позвал кто-то из дальнего угла.

— Лайон, — окликнул его другой голос.

— Джим, Пит, — отозвался он.

Голос у него был хриплым и глубоким. Звук коснулся ее, прошил поясницу, будто игла, вызвав мягкую дрожь, разошедшуюся волнами вдоль всего позвоночника. Она надеялась, что он выберет стул сбоку от нее и втянуть его в разговор будет несложно, однако, судя по звуку шагов, к которым она напряженно прислушивалась, он намеревался занять место в дальней части бара, за располагавшейся перпендикулярно по отношению к ней частью стойки. Краем глаза она заметила голубую рубашку. Гейб двинулся в ту сторону:

— Эй, Лайон? Что будешь? Чили?

— Не сегодня. Слишком жарко. К тому же Грэйси недавно делала чили, и мне пришлось выпить две дозы этих мерзких розовых таблеток, чтобы мой желудок пришел в норму.

— А может, проблема в «Маргарите», которую ты хлестал вместе с чили, а?

Низкий смех вырвался из груди вошедшего мужчины:

— Может быть, может быть.

Этот голос. Что за мужчина может быть обладателем такого волнующего голоса? Энди больше не могла сдерживать свое любопытство. Капитулируя, она бросила на него взгляд как раз в тот момент, когда он делал заказ:

— Я буду чизбургер.

— Сейчас принесу, — ответил Гейб.

Но Энди уже не слышала бармена: она была поглощена созерцанием Лайона Рэтлифа. Он выглядел совсем не так, как она себе представляла. Ей представлялось, что он гораздо старше. Должно быть, она так думала потому, что его отцу уже больше восьмидесяти. Значит, сын родился после войны. На вид она бы дала Лайону Рэтлифу около тридцати пяти.

Густые темные волосы лежали аккуратными волнами, на висках пряди были тронуты серебром. Черные гладкие брови изгибались над глазами, цвет которых она не могла определить с этого расстояния. Ее взгляд скользнул по его прямому римскому носу, напомнившему ей об актерах из фильмов на библейские сюжеты, а затем опустился ниже, к чувственному рту, который напомнил ей актеров из совсем других фильмов.

— Мясо, которое ты жаришь для меня, — это ведь говядина с нашего ранчо? — спросил он Гейба.

Его голос завораживал Энди. Он был звучным, но спокойным, почти тихим, так что казалось, если не будешь слушать внимательно, то пропустишь что-нибудь важное. Небольшая хрипотца придавала всему сказанному им этакий сексуальный обертон. Да, скорее все же второй тип актеров, чем первый.

— Ты еще спрашиваешь! — ответил хозяин закусочной. — Да ведь это лучшее мясо на всю округу.

Усмехнувшись, Лайон слегка откинулся назад. И в тот момент, когда он наклонился, чтобы взять бокал с водой, который перед ним поставил Гейб, его глаза случайно скользнули по лицу Энди. Еще долю секунды его взгляд следовал по заданной траектории, а затем резко вернулся к ней — уже целенаправленно. Энди почти физически ощутила, как эти серые глаза — а они оказались серыми — внимательно изучают ее. Сначала с удивлением они остановились на ее собственных глазах. Удивление было типичной реакцией для любого, кто впервые глядел в них — глаза были необычного желто-коричневого оттенка, окруженные темными густыми ресницами.

Серые глаза поднялись выше, к ее волосам. Может быть, из-за хвоста, прихваченного на затылке черепаховой заколкой, она выглядела слишком юно? Господи, неужели он подумал, будто она тридцатилетняя женщина, которая пытается молодиться? Она одернула себя: не надо сходить с ума — ее карамельные, с золотистым оттенком волосы всегда привлекают внимание. Но испарина на лбу? Мог ли он это заметить? Несмотря на Гейбову вывеску двадцатилетней давности «У нас работает кондиционер», Энди ощущала, что все ее тело покрыто липким потом. Ей казалось, что каждая ее пора, каждый нерв находятся на виду, как будто она на вскрытии в анатомическом театре, а Лайон Рэтлиф — ученый, неторопливо исследующий новый образец.

Когда его глаза остановились на ее губах, она не выдержала и отвернулась. Бокал с чаем, который она схватила в панике, чуть не выпал из ее рук еще до того, как она поднесла его ко рту. Теперь, похоже, она привлекла к себе еще больше внимания, чем прежде. Да что с ней такое! У нее тут работа, которую она должна сделать. Три дня Энди выслеживала этого человека, задавала вопросы о нем и его отце, собирала информацию буквально по крупицам, стойко переносила неотесанность местных жителей. Битых три часа она провела в насквозь провинциальном салоне красоты в надежде услышать его имя в потоке городских сплетен, раз за разом вежливо, но твердо отказываясь от перманентной завивки, которая «придаст волосам объем». Ей удалось разузнать только, что Лайон пропустил последние танцы из-за болезни отца, для ранчо закупили новые саженцы, а местный мастер маникюра — достойная последовательница маркиза де Сада.