— Вы уверены, что он появится сегодня? — с нетерпением спросила Энди Малоун и заерзала на барном стуле. Эта конструкция совершенно не заслуживала манящего звания мягкого табурета: под красным дерматином скрывалось что-то твердое и шероховатое.
— Ясное дело, не уверен, — сказал Гейб Сандерс, владелец и шеф-повар «Закусочной чили Гейба», протирая грубым муслиновым полотенцем краешек чистой, но видавшей виды кофейной чашки. — Все, что я знаю, так это то, что он может прийти. Но это не значит, что это обязательно случится, понимаешь? Скорее всего он сделает то, что, черт побери, ему захочется сделать, — осклабился Гейб.
Адреналин разлился по венам, профессиональные инстинкты в предвкушении долгожданной добычи пришли в боевую готовность, в своем возбуждении Энди даже позабыла о жестком сиденье барного стула. Она понимала, что лучше не привлекать к себе внимания посетителей и не выказывать слишком много интереса к своему информатору: в любой момент Гейб Сандерс мог понять, что она за птица, и прекратить отвечать на вопросы.
— Вот как? — Она сделала маленький глоток холодного чая из красного пластикового стаканчика, в котором из-за обилия сахара и льда ложка стояла вертикально. — Мистер Рэтлиф кажется вам импульсивным? — В тот самый момент, когда вопрос вырвался у нее, она поняла, что Гейб насторожился. Он прекратил полировать безнадежно потемневшую эмаль кофейной чашки, нахмурил кустистые брови, а его проницательный взгляд стал гораздо менее дружелюбным.
— С чего это ты задаешь столько вопросов о Лайоне Рэтлифе, а?
Объяснение пришлось придумывать на ходу. Энди наклонилась вперед, приняв, как она надеялась, доверительную позу, и заговорщицки зашептала:
— В университете у меня была подружка из этих мест, она рассказывала мне про мужчину, который живет на огромном ранчо и разъезжает на серебристом «Эльдорадо». Мне тогда казалось, что описывает настоящего киногероя.
Гейб испытующе смотрел на нее, и ее уверенность стала медленно таять. Его ироничный взгляд прямо говорил о том, что она не так молода, чтобы быть студенткой, и он раскусил ее уловку.
— Кто она?
Совершенно обескураженная сначала проницательностью Гейба, а теперь и его вопросом, Энди, запинаясь, переспросила:
— Она… Кто она?
— Как зовут твою подружку? Возможно, я ее знаю. Я готовлю здесь чили и бургеры с сорок седьмого, так что знаю почти все семьи в Кервилле.
— О, тогда вы вряд ли встречали… эээ… Карлу. Она вообще-то из Сан-Антонио, а сюда приезжала только летом повидать кузенов… ну, что-то вроде того. — Энди потянулась за стаканом и сделала большой глоток, как будто это был не чай, а успокоительное.
Она приехала в эти холмистые техасские края пару дней назад и все это время чувствовала себя не в своей тарелке. Осторожные, вежливые расспросы, которые обычно открывали ей закрытые для других двери, здесь ничем не помогли. Казалось, жители Кервилла защищали Лайона Рэтлифа и его затворника-отца — главную цель Энди.
Генерал Майкл Рэтлиф был последним оставшимся в живых генералом — участником Второй мировой войны. Она поклялась взять у него интервью для своего телешоу. И если отрывочные сообщения о его ухудшающемся здоровье были правдой, Энди нужно было спешить. Между тем ее поездка пока что не дала и проблеска надежды на свершение задуманного.
Гейб Сандерс стал теперь так же сдержан и скуп на слова, как все, с кем она сталкивалась до него. Девушка решительно приподняла подбородок, при этом на ее приятном, сердцевидной формы лице появилась обворожительная улыбка. Глаза цвета виски игриво блестели.
— Мистер Сандерс, не будете ли вы так добры добавить кусочек лайма в мой чай?
— Как насчет лимона? Подойдет? — заметно смутившись от произошедшей перемены, спросил Гейб.
— Отлично, спасибо. — Уверенность вернулась к ней, она изящным жестом откинула назад прядь золотисто-каштановых волос.
Энди использовала свою привлекательность, чтобы выудить информацию, только в самых крайних случаях. Такие приемы бесили ее. Она предпочла бы общаться с источниками с той прямотой, которую позволяют себе мужчины-репортеры. Однако в случае необходимости она не чуралась пользоваться своим преимуществом: если кто-то находит ее необычную внешность интересной, почему бы не полюбезничать. Отец, обладавший некоторыми поэтическим задатками, однажды сравнил ее с десертом из ванильного мороженого с «Амаретто», политым карамельным соусом.
— Спасибо, — повторила она, когда Гейб вернулся с двумя дольками лимона на блюдечке.
Она выжала лимонный сок в стакан с чаем, чтобы хоть как-то разбавить переслащенный напиток, больше напоминавший сироп.
— Ты ведь не из здешних, да?
Она почувствовала искушение солгать, однако вдруг поняла, что с шутками пора кончать.
— Нет. Сейчас я живу в Нэшвиле, а выросла в Индиане.
— Нэшвил? Вы случаем не в «Гранд Оле Опри»[1] работаете?
Она засмеялась и покачала головой:
— Нет, я работаю на независимый кабельный телеканал.
— Кабельный? — Брови Гейба подскочили вверх, и Энди подумала, что это, пожалуй, самая выразительная часть его лица. — Вы что, телезвезда? Вас можно увидеть по телику?
— Иногда. У меня свое телешоу, которое транслируют во всех штатах. Я беру интервью у разных людей.
