Улица - [27]

Бенни был низкорослый, тщедушный, с вытянутым, узким лицом и пухлым, поползшим на сторону ртом, его черные глаза кротко смотрели на мир. Большие не по росту руки он прятал в карманы. Казалось, он и вообще хочет спрятаться: как только представлялась такая возможность, он становился за стул или уходил в темный угол, чтобы не привлекать к себе внимания. Когда Бенни провалил экзамены в девятом классе ФСШ, классный руководитель, некий мистер Перкинс, отправил его домой с запиской: «Данных к учебе у Бенни нет, но у него есть все данные, чтобы стать хорошим гражданином. Он честный, на уроках внимателен и прилежен. Я бы советовал обучить его ремеслу».

Прочтя записку, мистер Гарбер покачал головой, скомкал записку и сказал:

— Ремеслу? — Посмотрел на сына, снова покачал головой и сказал: — Ремеслу.

Миссис Гарбер сказала с нажимом:

— А ты что — не ремесленник?

— У Шапиро сын будет доктор, — сказал мистер Гарбер.

— Как же, как же, сынок Шапиро, — сказала миссис Гарбер.

Бенни потом извлек записку из мусорного ведра, разгладил ее, положил в карман и всегда носил с собой.

На следующий день после своего возвращения Бенни пришел к Эйбу в гараж — решил, что болтаться две недели без дела ему ни к чему. Эйбу это пришлось по душе.

— Как я вижу, за те годы, что ты отсутствовал, в тебе появилась основательность, — сказал Эйб. — Это хорошо. Пригодится в жизни.

Эйб работал не покладая рук, с утра до ночи, к тому же он верил, что с присутствием Бенни в гараже его дела пойдут еще лучше.

— Это мой младший брат Бенни, — говорил Эйб таксистам. — Четыре года оттрубил в пехоте, из них два на фронте. Крутой, скажу я вам, парень.

В первые недели Эйб был доволен Бенни.

— Он все делает медленно, — докладывался Эйб отцу, — и механик не Бог весть какой, но клиентам он нравится, так что со временем освоится.

Потом Эйб стал кое-что замечать. Когда наплыва клиентов не было, Бенни, вместо того чтобы воспользоваться передышкой и прибраться в гараже, уходил в угол потемнее — сидел там, трясся, сцепив руки на коленях. Когда Эйб увидел это впервые, он сказал:

— Что с тобой? Простыл?

— Да нет, ничего.

— Домой хочешь пойти или что?

— Нет.

Когда шел дождь — а весна выдалась дождливая, — Бенни куда-то пропадал, и Эйб рвал и метал. Но однажды в грозу Эйб, дернув дверь уборной, обнаружил, что она заперта.

— Бенни, — вскипел он, — а ну выходи. Я знаю — ты там.

Бенни не отвечал, и Эйб пошел за ключом. Дверь открыли и увидели, что Бенни сидит, забившись в угол, уткнув голову в колени, его колотит дрожь и, хотя в уборной холодно, по его лицу течет пот.

— Дождь идет, — сказал Бенни.

— Бенни, встань. Что с тобой?

— Уходи. Дождь идет.

— Бенни, я позову врача.

— Нет. Уходи, Эйб, прошу тебя.

— Бенни, послушай…

Тут Бенни затрясло так, будто его изнутри стегали кнутом. Когда его перестала бить трясучка, он тупо посмотрел на Эйба — челюсть у него отвисла.

— Дождь идет, — сказал он.

Наутро Эйб пошел к мистеру Гарберу.

— Ума не приложу, что делать с Бенни, — сказал он.

— Это все война, он не может от нее оправиться, — сказал мистер Гарбер.

— Один он, что ли, был на войне?

— Сын Шапиро — тот был офицер, — сказал мистер Гарбер.

— Как же, как же, сынок Шапиро, — сказала миссис Гарбер. — Дай ему отпуск, Эйб. Сделай так, чтобы он ушел в отпуск. Он хороший мальчик. Лучше не бывает.

Что делать в отпуску, Бенни не знал, поэтому он спал допоздна и повадился болтаться у Мейерсона.

— Белла, ну зачем он нам? — говорил Мейерсон. — Он мне нужен, как мне нужно заболеть раком.

— У него неладно с психикой, — рискнул предположить кто-то из картежников.

Впрочем, Белле явно нравилось, что Бенни весь день сидит около нее как пришитый, и немного погодя Мейерсон перестал роптать.

— А вдруг у парня серьезные намерения? — делился он с завсегдатаями. — С ее-то ногой и волосней на лице особо выбирать не приходится. Вдобавок он не мошенник, не то что сынок Губерманов.

— Ну это ты брось. Парень Губерманов попал в переплет. Незнакомый человек попросил его присмотреть за чемоданом, а тут — откуда ни возьмись — полицейские.

Наедине Белла и Бенни по большей части молчали. Она вязала, он курил. Когда она шкандыбала по лавке, он не спускал с нее тоскливых, испуганных глаз. В кармане у него лежало письмо мистера Перкинса. Время от времени Белла отрывала глаза от вязанья.

— Кофе хочешь?

— Не откажусь.

Часов в пять Бенни вставал, Белла шла к прилавку, давала ему стопку журналов — вечером он прочитывал их от корки до корки, а наутро приносил чистенькими. И снова весь день торчал около Беллы, глядел в пол или на свои руки.

Однажды Бенни в пять часов не пошел, как обычно, домой, а поднялся вместе с Беллой в ее комнату. Мейерсон проводил их взглядом и улыбнулся. Повернулся к Шубу и сказал:

— Если б у меня родился мальчик, лучшего сына, чем Бенни, я б себе не пожелал.

— Цыплят, знаешь ли, по осени считают… — сказал Шуб.

Бенни отдыхал несколько недель кряду — что ни день поутру садился у стойки, что ни вечер поднимался с Беллой в ее комнату; на шуточки, которые отпускали им вслед картежники, делал глухое ухо. Так все и шло, пока однажды ближе к вечеру Белла не позвала Мейерсона, оторвав его от сделки, наверх.