Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени - [88]
Итак, если русская вежливость была «эгоцентрична», то западная вежливость ориентировалась на партнера якобы равного себе, даже если он таковым не являлся. Ее целью было создание для визави комфортности в общении, но при этом исключало панибратство[387]. Этот тип вежливости являлся, по словам С. Н. Зенкина, «кодексом благожелательности к ближнему»[388]. Русским людям, попадавшим в сферу подобного общения, оно представлялось необычным. Два примера: дипломат во Франции Андрей Матвеев в 1705 году записывал для себя явления, показавшиеся ему удивительными: «Больше же всего тот порядок в том народе хвален есть, что дети их никакой косности, ни ожесточения от своих родителей, ни от учителей не имеют, но от добраго и остраго наказания словеснаго (курсив мой. — О. К.), паче нежели от побоев в прямой воли и смелости воспитываются и без всяких трудностей вышеозначенным своим обучаются наукам»[389].
Сын небогатого помещика Андрей Болотов, попав для обучения в немецкую семью, также почувствовал уважительное отношение к себе и к другим младшим членам этой семьи – это было разительно иное отношение по сравнению с тем, к чему он привык на родине. И в учении ему было «так хорошо, весело и приятно», что он вскоре позабыл родительский дом[390]. Такая реакция удивления этих россиян связана с тем, что в их Отечестве дети считались низкой в отношении «чести» категорией людей, и никакой вежливости по отношению к ним просто не могло существовать.
Итак, русские в общении были прямолинейны, эмоциональны, считали важным говорить «правду в лицо», а самоуничижение являлось принятой формой вежливости. С точки зрения иноземцев, все это было неучтиво, русскими же поведение, основанное на правилах галантности, politesse и civilité, воспринималось как лицемерие и кривляние.
Западноевропейские коды вежливого поведения, привнесенные в общество Петром Великим, являлись новшеством, и он личным примером пытался их вводить в жизнь: «та область, которая обычно отводится бессознательному, „естественному“ поведению, сделалась сферой обучения»[391]. Сам Петр I шокировал современников несоблюдением придворного этикета, простецким стилем поведения, нетипичным для российского царя. Он время от времени запросто общался с простыми людьми, мог вдруг нагрянуть к кому-нибудь из подданных в гости, открыто водил дружбу с «пирожником» Меншиковым и сыном холопа Шафировым, взял в жены пленную немку, то есть нарушал основы чиновной иерархии самым грубым образом. Истоки его поведения, видимо, восходили к юношескому общению в Немецкой слободе, где манеры отличались от московских, и они нравились царевичу. Решение изменить этикетное поведение придворных и ввести так называемый «политес» он принял после впечатлений от посещения Франции в 1717 году. Петр пытался смоделировать схожее с принятым в парижских салонах (как назовут их позже)[392] «дружеское» общение, вводя ассамблеи. По мнению Сюзанны Неккер, известной держательницы салонов, вежливость (политес) нужна для организации в общество людей, которые не схожи между собой и обладают разной властью по отношению друг к другу. Политес устанавливает баланс сил между слабым и сильным, женщинами и мужчинами, взрослыми и детьми[393]. То есть здесь предполагалось совместное (ensemble) времяпрепровождение людей разных чинов и национальностей, без оглядок на иерархию. Но именно на иерархии социального положения строилось все московское социальное общение, оно же определяло коды вежливости. Поэтому участникам петровских ассамблей веселиться на них было нелегко. Позднее ассамблеи уступили место куртагам, на которых собиралось только высшее общество
