Удивительные приключения мальчика, который не называл своего имени - [7]

Я «путешествовал» по многим городам. Не буду его сравнивать с другими или описывать. Мне кажется это бесполезно. Скажу одно — он был «другой». Камень, как камень, стекло, как стекло, вода, как вода. И в то же время это был не камень, не стекло и не вода. Другое. Я стоял на улице и в то же время видел этот город как бы со стороны. Он был огромный. Он был — целый мир. Я видел его как бы весь и насквозь, с бесконечными улицами, мостами, куполами… Народу было множество, но они были далеко от меня. Тут я увидел, что ко мне подходит мужчина с маленькой девочкой. Я узнал его сразу. Когда он исчез из нашей жизни, то есть, перестал звонить и присылать деньги, мама на моих глазах порвала его фотографию. Но была еще одна, в шкафу, в обувной коробке. Здесь он был такой же, как на фотографии в обувной коробке, только одет иначе. Наверное, вы уже догадались, что это был мой отец.

Отец обратился ко мне, и я понял, что общаться мы будем так же, как с пятном или с тем мальчиком, которого я встретил на берегу океана.

— Типа, извини, — начал отец. — Я узнал, что ты «путешествуешь» и послал запрос о встрече. Они долго с этим тянули, чиновничьи души. Надеюсь, ты не против?

— Нет, конечно, — ответил я. — А как ты узнал?

— По нашим информационным каналам.

Девочка — лет трех, четырех, а может и пяти — смотрела на меня серьезно и очень внимательно. Должен вам сказать, девочка, как девочка, и отец, как отец… Только «другие»…

— Нам недалеко, — заметил отец, — пошли.

Мы прошли немного по улице, девочка шла и подпрыгивала, как самый обыкновенный ребенок. Остановились у одного из домов и по каменным ступеням (каменным ли?) — девочка бойко побежала вперед — поднялись в подъезд, а потом тоже по лестнице на следующий этаж. Квартира у отца была большая, намного больше тех, которые я видел и какая-то… ну как сказать… не мелочная. Без всех этих ну там зановесок, салфеток, скатертей… Только самое главное. Такая просторная, но не пустая и не скучная.

— Надо накормить дочь, — заявил отец, и мы пошли на кухню.

Кухня тоже было большая и не мелочная. Терпеть не могу все эти сопли, но мать меня не послушала и развесила по нашей маленькой кухне все эти пластиковые груши, чеснок, короче, овощи и фрукты, и все остальное — вазочки, корзинки, тарелки и тарелочки, в ее понимании красивые. Это был вообще беспредел, но я подумал и сдался. Что мне? Поел и пошел. Ей там жить. Короче, кухня у отца была, что надо. Он поставил на плиту кастрюлю и огонь под ней зажегся сам собой. Девочка ловко забралась на довольно высокий стул у большого стола.

— Поешь с нами, — предложил отец.

— Я не могу, — ответил я.

Ведь в своих «путешествиях» я не мог не то что поесть — ведь я, бывало, ходил по таким балдежным кондитерским, — я не мог даже сдвинуть волосок на чьей-нибудь голове или набрать щепотку песка на океанском пляже.

— Здесь ты можешь поесть, — заметил отец и выставил на стол три глубокие миски и три ложки.

Отец налил суп в миски, я сел к столу, но есть все не решался. Я посмотрел на девочку, она хлебала суп с большим аппетитом.

— Давай, — подтолкнул меня отец. — Скоро придут остальные и нам не удастся поговорить.

— Кто придет? — переспросил я.

— Остальные дети. Их у меня восемь.

— Сколько? — изумился я.

— Восемь.

Наконец, я решился, зачерпнул ложку супа и хлебнул — да, удивительно, здесь я мог есть. Суп был вкусный. Немного похож на гороховый. Но другой.

— Пошли, — сказал отец и повел меня в комнату.

На стене был подвешен телевизор, наверное, большой, но в большой комнате казавшийся не таким и большим. Отец только посмотрел на него и экран загорелся, стали мелькать каналы, и тут знакомая картинка — как глобус, земной шар, и все очертания такие знакомые, такие родные, как черты лица близкого человека. Шар стал увеличиваться в размерах, приближаться и вот уже это был совсем и не шар, а такая расстилающаяся карта, пестрая, как одеяло. И тут я увидел себя, парящим над этой картой… И во весь экран мое лицо.

— Я увидел тебя давно, — сказал отец и тут же заявил в Комитет по встречам. Но чиновники остаются чиновниками. Волокита тянулась долго. И опять добавил — Пошли.

Мы вышли на балкон, балкон был застеклен и такой длинный, что, казалось, опоясывал весь дом. А за стеклом — Город и такой бескрайний, что дух захватывало. Весь какой-то голубоватый и немного коричневый… Что меня удивляло — без деревьев, я ни разу не видел там ни деревьев, ни растений в горшках, ни травы…

— Я виноват перед тобой, — заметил отец.

— В чем? — удивился я довольно фальшиво.

— Сам знаешь. Я был плохим отцом… Наверное, не был готов к отцовству. Да и вообще, прожил довольно нелепо. Бестолково прожил. Как дурак. Что я тебе мог дать? Что сказать? Да я сам толком ни в чем не разобрался.

— Ты умер?

— Для Земли — да. Вернее, я оттуда ушел.

— Понятно, — сказал я, чтобы хоть как-то прореагировать.

— Но и у меня были хорошие качества, — сказал отец.

— Какие? — поинтересовался я.

— Я любил жизнь… Я был любознательным… Я был порядочным человеком! Я высылал вам с матерью деньги, даже когда у меня их не было! Мне бы хотелось, чтобы ты думал обо мне получше…