Ударная армия - [28]
Я сказал, что могу сыграть роль обиженного молодого человека, честолюбца, русского дворянина, которому есть резон перейти на сторону немцев. Ведь у графов Толмачевых были когда-то богатые поместья под Одессой. Для начала я мог бы перейти линию фронта и попытаться найти в Бухаресте тетку, а там — выполнить любое задание, которое мне доверят…
Я смотрел в лицо Сергея Сергеевича и видел, что мои слова — глупость, глупость, дикий бред пустого мечтателя о подвигах, я готов был провалиться через все этажи огромного дома, врезаться головой в асфальт, только бы не видеть усмешки на лице Сергея Сергеевича.
Я замолчал. Сергей Сергеевич глянул на меня, подошел к своему столу, сел на краешек… Тогда вошел майор Рыжов?.. Да, да, Сергей Сергеевич только присел, и вошел майор…
«Не помешаю?» — сказал он, улыбнувшись. «Да нет, мы с артиллеристом уже закругляемся, — сказал Сергей Сергеевич, и я чуть не заплакал от стыда и… и от злости. — Вот молодой человек говорит, что знает немецкий…» Майор подошел к столу. На нем была отутюженная гимнастерка с двумя орденами Ленина над левым карманом. «Ну, зачем же так волноваться, друг мой?» — сказал майор по-немецки. «Я не волнуюсь, товарищ майор», — сказал я, очень быстро сказал, и майор переглянулся с Сергеем Сергеевичем. «Значит, не волнуешься?» — сказал, улыбнувшись, Сергей Сергеевич тоже по-немецки.
Он смотрел на меня, и у него было совсем другое выражение лица, чем несколько минут назад… «Вы где это так насобачились, артиллерист, а? — сказал майор. — Отличное произношение, типичный берлинский диалект». — «Возможно, — сказал я. — Это моя учительница виновата… Немочка из Бернау-бай-Берлин…» — «Немочка?..» — «Да, я еще мальчишкой… Эми, Эмма Циммерман… Из немецкой колонии, жили специалисты, отец дружил с отцом Эммы — Карлом Циммерманом…»
У меня отлегло от души — все-таки теперь оставалась хоть капля надежды, что я пригожусь… Сергей Сергеевич смотрел на меня.
И майор вдруг перестал улыбаться.
«Циммерман?! Ты говоришь — Карл Циммерман?» — сказал Сергей Сергеевич. «Да», — сказал я почему-то тихо. «Ты знаешь что-нибудь о нем, Коробов?» Я сказал, что Циммерман уехал в Германию в тридцать четвертом году… Он уехал из Коврова в Германию.
«Карл Циммерман сейчас чиновник пятой камеры в министерстве пропаганды доктора Йозефа Геббельса, вот какие дела, — сказал Сергей Сергеевич, слез со стола, заложил руки за спину. Он посматривал то на меня, то на майора Рыжова. Потом сказал майору: «Валентин, я думаю, Коробову надо денек-два отдохнуть с дороги, а? Бери его под свое шефство, организуй ему билеты в театр, словом — действуй». — «Слушаюсь», — сказал, улыбаясь, Рыжов.
Сколько тогда дней бродил я по Москве? До субботы. В субботу Валентин разбудил меня в пять часов утра, я не успел даже заправить одеяло на койке в офицерской гостинице и жалел, что моя койка будет стоять такой неубранной до девяти часов, когда придет горничная…
По лицу Рыжова, когда мы остановились у высокой двери кабинета, я понял, что за дверью нас ждет кто-то из самых важных людей в этом огромном доме… «Держись, Павлович», — сказал мне Валентин. Сергей Сергеевич стоял возле стола, а за столом сидел хозяин…
«Похож ведь на батьку, а, Сергей Сергеевич?» — сказал, поднимаясь, хозяин и протянул мне руку. «Похож, Евгений Оскарович», — сказал Сергей Сергеевич, и я понял, что в те дни, пока я бродил по Москве, люди из огромного дома многое узнали о Коробовых…
«Нуте-с, присаживайся, Владимир Павлович Коробов, граф Толмачев, — сказал хозяин и склонил к плечу бритую голову. — Разговор у нас будет не очень скучным… Давай поговорим по-солдатски, товарищ Коробов. Ты понимаешь, что мы за эти дни полную, так сказать, картину о курсанте Коробове получить не могли… Но главное — ясно. Ты, брат, хорошего отца сын. Да и мать твоя — человек добрый, славный… Подполковник Павел Васильевич Коробов в свое время работал у товарища Куйбышева, отлично работал. Товарищ Куйбышев, разумеется, самый отменный отзыв о работе оперативной группы по проверке… гм, одного важного завода какому-нибудь пустому человеку дать не мог, сам понимаешь… Да… И погиб твой отец, Володя, под Ростовом в сорок первом, как герой… Его дивизион бронепоездов большое дело тогда сделал под Ростовом…
Евгений Оскарович помолчал. Потом глянул на Сергея Сергеевича.
— Давай-ка, Сергей Сергеевич, прочти, пусть послушает…
Сергей Сергеевич, все время почему-то стоявший возле стола, хотя рядом был тяжелый стул с кожаным черным сиденьем, взял с угла стола тоненькую папку, серую, с голубыми тесемками завязки, раскрыл ее, и я увидел несколько листов бумаги, на верхнем был напечатан машинописный текст — всего полстранички…
Далеко держа в вытянутой правой руке этот лист, Сергей Сергеевич стал читать, неторопливо выговаривая каждое слово:
— «На ваш запрос номер… — Сергей Сергеевич несколько мгновений помолчал, потом прочел: — …из опроса курсантов 743 взвода, а также офицерского состава дивизиона выяснено, что о письме курсанта Коробова в ваш адрес здесь никому не известно. Причина его откомандирования из училища в распоряжение командующего артиллерией Красной Армии неизвестны…»
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.