Колонна и горизонты

Восстание, вспыхнувшее в Сербии, перебросилось из освобожденных районов в горы Санджака. После неудачного штурма Плевли больше трехсот добровольцев из наших черногорских партизанских отрядов отправились в Рудо, чтобы там, объединившись с товарищами из Сербии, образовать 1-ю пролетарскую бригаду[1].

Наш след затерялся где-то в горах. Стояла темная ночь. Все казалось вымершим в этом незнакомом крае. Что это? Безлюдные горы или пустыня, которую оставило после себя злодеяние? В лицо дул резкий ветер. Иногда из-за облаков выглядывала луна: речка, блеснув ненадолго, тут же скрывалась за черным лесом. На небе — ни звездочки.

Сильно продрогшие, мы почти физически почувствовали тепло, когда впереди показалось Рудо. Это местечко затерялось в горах где-то на границе между Санджаком и Боснией. Единственная в городке мощеная улочка, извиваясь между низкими домиками и деревянными минаретами, осторожно спускалась к реке Лим. Потрескавшиеся стены домов, выложенные из необожженного кирпича, были укреплены дубовыми поперечинами. На крышах лежала старинная круглая черепица. Рудо опоясывали горы, запорошенные первым снегом. Окутанные инеем тополя напоминали пушинки одуванчика или нарисованные на стекле картины юного художника. «Смотри, и у лесов замерзает дыхание», — сказал Крсто Баич. На витринах лавок стояли миски с горохом и жареной кукурузой, глиняная посуда и тапочки домашнего производства, а на заборах висели старые рядна и стеганые одеяла, превратившиеся в сочетание заплат и пожелтевшей ваты.

Нас, черногорцев, волновало тогда не столько это освобожденное местечко, сколько группы вооруженных бойцов из Сербии, которые, обходя лужи, прогуливались по городским улицам. На бойцах были шайкачи[2], немецкие шинели, остроносые опанки[3] или солдатские ботинки, на некоторых — грубые суконные куртки, подпоясанные тесьмой. За спинами у бойцов торчали длинные винтовки, которые выпускал наш оружейный завод в Ужице. А мы (кто — в кепках, кто — в солдатских, кто — в гимназических или черногорских шапках, в тяжелых ботинках с застежками, в пелеринах и куртках из домотканого сукна) с радостным волнением рассматривали это разношерстное войско. Судя по всему, и мы для них были лучшим сюрпризом этих дней.

Никто не решался заговорить первым. Все были настолько взволнованы, что сразу не находили слов, чтобы выразить нахлынувшие чувства. Но вот прозвучало приветствие «Здраво, другови!», и от скованности не осталось и следа. В воздух полетели шапки и винтовки. Их подхватывало множество рук. Улица вмиг оживилась. Здесь встретились люди, знакомые по довоенному Белграду, по факультетским аудиториям и студенческим столовым, по демонстрациям и забастовкам, по совместной подпольной партийной работе. Выкрикивались имена, слышались приветствия, и вскоре мы превратились в то единое целое, чем, в сущности, уже были задолго до этой встречи.

Саво Бурич, Крсто Баич, Джуро Лончаревич, Владо Щекич, Леко Марьянович оживленно беседовали со своими белградскими товарищами — Райо Недельковичем, Ольгой Йовович-Ритой, Станко Джингалашивичем, Моисеем Митровичем, Лоло Рибаром. Им было о чем рассказать друг другу: и мы, в Черногории, и они, в Сербии, прошли большой путь, прежде чем превратились из мирных граждан в воинов. И мы, и они освободили многие города. У них за спиной была Ужицкая республика, у нас — почти полностью освобожденная Черногория. И мы, и они с возвращением оккупантов познали великую радость победы и горечь поражения.

Немецкие и итальянские карательные отряды при помощи местных предателей вновь заняли почти все освобожденные районы Сербии и Черногории. Многим опытным политработникам не удалось вовремя уйти от преследователей, и они стали жертвами врага. Из пятнадцати тысяч бойцов из Сербии в Санджак пришло лишь около трех тысяч. На Златиборе, у Частины, немцы захватили партизанский госпиталь и уничтожили всех раненых и медицинский персонал.

Закончились неудачей и две наступательные операции: черногорских сил на Плевлю, где погибло свыше 200 бойцов и около 270 было ранено, и сербских сил на Сеницу, в боях за которую партизаны потеряли ранеными и убитыми около 100 бойцов.

Считая, что «коммунистическая авантюра с восстанием» потерпела поражение, местная реакция сбросила с себя личину заботы о народе и открыто готовилась вместе с немецкими и итальянскими гарнизонами отпраздновать падение Москвы.

В оккупированных странах Европы еще не развернулась активная борьба против фашизма. В это время фашисты осуществляли кровавую операцию «Ночь и мгла». Опираясь на поддержку местных и европейских антикоммунистических сил, они готовили списки неблагонадежных, подлежащих отправке в Освенцим, Бухенвальд, Дахау, Баницу и Ясеновац; расстреливали десятки тысяч взрослых и малолетних жителей Крагуеваца, Кралево и Ядары; дотла сожгли Скелу; на улицах и площадях городов и деревень ставили виселицы. Использовав промышленные и сырьевые богатства всей порабощенной Европы, гитлеровские войска добились временных успехов и приближались к Москве и Ленинграду. Такая обстановка выдвигала важные задачи перед патриотами и коммунистами как Югославии, так и других стран.