Колонна и горизонты - [4]

Густыми хлопьями валил снег. Вдали слышалась пулеметная стрельба. Тито, конечно, не мог не заметить этого и сказал:

— Вы видите и слышите, товарищи: всюду вокруг нас ведется ожесточенная борьба. Сегодня, в этот исторический день, нам нельзя забывать о том, что враг делает все, чтобы окружить и уничтожить нас. Поэтому мы должны, как и подобает настоящим коммунистам и пролетариям, готовиться к жестоким битвам.

Его слова вдохновляюще звучали над площадью и еще раз убеждали нас в правильности избранного пути. После всего пережитого нами от начала восстания и до дня встречи в Рудо выступление Тито придавало нам новые силы. Все почувствовали, что в лице Тито наше движение приобрело руководителя, который может не только выразить думы и чаяния всех нас, вместе взятых, но и легко, быстро и надежно объединить всех в единое целое. То общее, что до сих пор имело форму неосознанного стремления, Тито превратил в ясную мысль и твердую волю, указал цель и перспективы борьбы. Его слова стали путеводной звездой в нашей борьбе за новую жизнь.

После смотра бойцы стали танцевать коло. На площади зазвучали песни. Но вскоре веселье было прервано короткими командами. Раздававшаяся стрельба во мглистой дали напоминала о том, что нужно выступать.

Построившись в колонну, батальоны зашагали, распевая «Интернационал». И только теперь, увидев растянувшийся походный строй, я понял, насколько мы стали многочисленнее.

ПЕРВАЯ ПОБЕДА

Приказ на марш застал кралевцев в бараках. Им только что принесли одежду и белье после санобработки, и они сидели голые, завернувшись в одеяла. Пришлось поспешно натянуть на себя еще влажную одежду. Получив небольшой паек, они вместе с крагуевчанами выступили в направлении Гаочича.

На ночь остановились в сожженном селе Соколовичи. Кое-где среди пожарища торчали полуобгоревшие стены, но они слабо защищали бойцов от ветра и холода. Начало не обещало ничего хорошего. На рассвете 23 декабря 1941 года, окоченевшие от холода, в заледеневшей одежде, они двинулись к гребню, тянувшемуся вдоль Гаочича. Итальянское охранение оставило свои посты, не сделав ни единого выстрела, и поспешно спряталось в здании сельской школы, стены которой были сделаны из прочного материала. Вскоре итальянцы открыли пулеметный и минометный огонь.

Кралевцы, взаимодействуя с крагуевацким батальоном, окружили село. Около полудня у итальянцев не выдержали нервы, и они предприняли попытку пробиться к Лиму. Пятнадцать итальянских солдат выпрыгнули из окон школы и что было духу понеслись к реке. Рударская рота кралевацкого батальона обрушила на них шквал огня. Оставшиеся в живых итальянцы немедленно сдались в плен. Наступил момент, когда нужно было действовать более решительно. Момо Дугалич, Слобо Антониевич, Него Бошкович, Милочаяц и еще несколько бойцов пробились к школе. Итальянцы, засевшие на чердаке, встретили их ураганным огнем и ранили Милочаяца и Бошковича. В этой схватке был смертельно ранен заместитель командира Рударской роты Никола Кртинич. Его смерть потрясла весь кралевацкий батальон, в особенности товарищей из Трепчи, где Кртинича до войны знали как последовательного и смелого коммуниста.

Скрываясь за стволами сосен, один из бойцов пробрался к самому зданию школы и бросил в окно ручную гранату. Взрыва почему-то не последовало, но среди итальянцев возникла паника. Не успел боец бросить вторую гранату, как из окна высунулась белая тряпка. Ворвавшись в классы, наши бойцы обнаружили там с десяток перепуганных солдат, которые сначала от страха не могли произнести ни слова, а убедившись, что к ним относятся корректно, будто заведенные (это очень смешно выглядело!) начали выкрикивать наши лозунги. Вдруг на чердаке застрочил пулемет. Стреляли через дыру в потолке. Никто из бойцов не пострадал. Были убиты лишь два местных жителя, служившие итальянцам в качестве проводников. Пришлось выбивать вражеских пулеметчиков с чердака.

Крагуевчане тоже участвовали в атаке школы. Недостаток в стрелковом оружии восполняли гранатами. Они ворвались в помещения, где сбились итальянские офицеры и унтер-офицеры.

В ходе боя бойцы крагуевацкого батальона стали свидетелями незабываемой картины. Охваченный победным настроением, выпускник гимназии из Крагуеваца Драгослав Ратинац-Госа, участник многих боев в Сербии, забыв об опасности, оторвался от первой атакующей цепи и понесся к школе. Товарищи едва успели крикнуть ему вдогонку:

— Ложись, Госа!

Но он их не слышал, да если бы и услышал, было уже поздно. Несколько пуль вонзилось в его грудь. Он закачался и повалился на землю. Его отец, Миодраг, работавший до войны пожарным в одном военном учреждении, будто завороженный, забыв обо всем на свете, помчался к сыну и, скошенный пулями, замертво упал рядом с ним.

Итальянский капитан, командир гарнизона, сдавался в плен в составе последней группы. При этом он, театрально жестикулируя, поставил несколько условий. Он требовал, чтобы ему дали возможность сдаться партизанскому командиру с соответствующим званием, чтобы ему разрешили оставить при себе пистолет и чтобы ему, сражавшемуся по всем правилам рыцарства, сохранили жизнь. Первое его требование удовлетворили: он сдался лично командиру кралевацкого батальона, офицеру запаса, бывшему преподавателю кралевской гимназии Павлу Якшичу. Однако расценивать поведение итальянского капитана как пример рыцарства не позволяла та кровавая картина, свидетелями которой стали все бойцы. На снегу у здания школы лежали отец и сын: Миодраг на спине, а Госа — на боку, лицом к отцу, словно продолжая прерванный разговор о Сербии. Они вместе шли по жизни, вместе вступили в партизанский отряд, вместе уходили из Сербии, вместе встали в строй в Рудо, вместе делили радости и невзгоды до самого последнего дня. И похоронили их вместе. В этот же день хоронили Кртинича, Зорана Катича, выпускника гимназии из Кралево, Новица Йолича, рабочего, тоже из Кралево, Милана Милашиновича, крестьянина из Брезана, что у Кралево, и Старостина. О последнем было известно, что он по национальности черногорец, бежал после нашествия фашистов из Метохии, где работал помощником торговца в Врнячкой Бане. «Старостин» — псевдоним. Предполагали, что это Урош Мартинович. Многие сербские бойцы по указанию партии брали тогда псевдонимы, чтобы немцы не терроризировали их семьи. Но, несмотря на это, предатели доносили оккупантам, из каких семей мужчины ушли в партизаны. Фашисты полностью истребляли эти семьи, а их дома предавали огню.