Убийство времени. Автобиография - [62]
Этот семинар начинался так же, как в Беркли: у него не было установленной темы, а просто заслушивались доклады участников. Я прерывал докладчика — нередко после первой же фразы, чтобы начать дискуссию. Во время третьей встречи господин серьезного вида, с бородой и в очках, поднялся и зачитал некий текст о том, что доклады слишком часто прерываются и множество разговоров вовсе не означает, что кому-то есть что сказать. На следующей неделе он попросил меня о встрече и представил свой собственный план. Семинары нужно сделать открытыми для простых слушателей — у них должна быть общая тема на каждый семестр, вести которую должны от двух до четырех «авторитетов» за раз. Он вызвался заниматься бумажной работой, писать приглашения, вести переговоры с участниками, реагировать на внезапные изменения планов и так далее. Мне нужно было лишь подписать документы, давать советы, представлять гостей и время от времени выступать самому. Я моментально согласился — чем меньше работать самому, тем лучше для меня. Так возникло мероприятие, которое вскоре стало весьма популярным.
Некоторые встречи носили технический характер и привлекали лишь малую аудиторию, другие должны были транслироваться по кабельному телеканалу. Один из семинаров был посвящен теории цвета Гёте. Взгляды Гёте объяснял какой-то последователь Рудольфа Штайнера. У него были большие плакаты с иллюстрациями Гёте, и он предложил нам посмотреть на них через стеклянные призмы, которые он предварительно раздал. Так в первый раз мы увидели, а не только прочли или услышали то, о чем говорил Гёте. Эта дискуссия вышла довольно оживленной. Штейнерианец возразил Ресу Йосту, который высказал недовольство несколькими его формулировками: «Вы говорите так, словно вы авторитет». Йост отвечал: «Но я и есть авторитет». Продолжение было в том же духе. Когда встреча закончилась, мы вышли на улицу и наткнулись на слонов, верблюдов и лошадей — оказалось, в город только что приехал цирк. «Достойный финал фейерабендовского семинара», — написала газета Neue Zürcher Zeitung.
Фридрих Дюрренматт приехал на семинар, чтобы поговорить о платоновских сущностях, и вместо кровати использовал в качестве примера стул. Его заключение было таково: платоновский стул — не что иное, как идеализированная задница сидящих[70]. Дюрренматта предупредили, что будут и другие доклады, так что ему нужно уложиться в двадцать минут. Он ответил: «Что ж, я и так не знаю, о чем говорить, и это займет не больше десяти минут». Он опоздал, мы начали без него, а когда он все-таки заявился, то вытащил внушительную рукопись и мог бы говорить вечно, если бы его не остановили через двадцать пять минут. (Мадам Хубер, председательствовавшая на встрече, сомневалась, стоит ли его прерывать, но я подбодрил ее, сказав: «Никаких исключений для важных шишек!») Дюрренматт не возмущался. Затем он пришел к нам на ужин, попытался меня напоить, сказал, что читал «Против метода», и развлекал нас рассказами про себя и про Франца Холера[71]. Однако приехать снова он отказался. Когда в следующий раз ему позвонил организатор, он проорал: «Вы не даете людям договорить!» — и швырнул трубку. Всего (как мне кажется) мы провели семь таких семинаров в течение семи последующих лет. Кристиан Томас, который раскритиковал первоначальный порядок и предложил новый формат, стал моим прекрасным товарищем.
Постепенно я немного расслабился. Стал ходить в кино, театр и оперу. Устраивал долгие пешие прогулки по лесам или фланировал по городу. После одного из самых интересных семинаров я пригласил слушателей и лекторов в ресторан неподалеку и за всех заплатил. Это обошлось мне в целых 600 франков. Но это не имело значения — моя зарплата была огромной, по сути, я получал два жалования, более чем достаточно в том случае, если бы я пожелал уйти на пенсию, — к тому же у меня был дом на Берклийских холмах, квартира в Вене, и не было никакой необходимости экономить. В этот вечер в числе моих гостей были польский режиссер Занусси, теперь ставший очень известным (меня он не особо интересовал, но он был интересен Ирене, так что я прихватил его с собой), Мерет Оппенхайм, Айзенк[72] и Том Кун, мой старый приятель. В Беркли я открыл для себя ресторан Chez Panisse и теперь обедал там почти каждый день. Мое берклийское расписание приняло следующий вид: я вставал в полседьмого, чтобы отправиться на лекцию, начинавшуюся в 8 (я думал, что никто не станет ходить, но лекционный зал, по обыкновению, был всегда полон); офисные часы я проводил в одном из торговых центров — до 11 утра; затем я отправлялся домой на ланч с Перри Мейсоном (старый телесериал[73]); после этого устраивал себе сиесту на балконе или немного работал; в пять я отправлялся в Chez Panisse[74] на ранний ужин и успевал покончить с едой как раз к началу вечерних представлений; в 10 вечера я отправлялся на боковую. Я придерживался этого графика в течение нескольких лет. В Швейцарии я обедал дома или в институте (по средам), а ужинать ходил в ресторан Luft в Майлене или в заведение подороже, а после этого шел на вечерний спектакль. Время от времени меня посещала Мартина, с которой мы были знакомы по Беркли — в свою очередь, я навещал ее в Тюбингене. Я ей многим обязан, хотя уверен, что она будет удивлена, когда это прочтет. И вот так, чрезвычайно медленно, я привел в порядок свои умственные занятия.
