Убийство времени. Автобиография - [59]

13 Брайтон, Кассель и Цюрих

В начале семидесятых я подумывал осесть в Новой Зеландии. Это живописная страна с чистым воздухом, а университетская жизнь не совсем уж невыносима. Тогда мы с Джудит подумывали о том, чтобы купить землю и построить дом. У нас были основания для оптимизма. Отец нашего общего друга собирался продать часть своих береговых владений, а группа буддистов пожелала их приобрести. При этом они были готовы оставить нам пять акров и построить дом за стоимость этой земли — в их сообществе были плотники, электрики, водопроводчики и другие мастера. Но эти планы так и не осуществились. Обнаружив, что имеет дело с буддистами, владелец отказался от сделки. Он будто бы заявил: «Не желаю продавать свою замечательную землю каким-то там гребаным буддистам». Мне повезло. Невозможно было предсказать, как повели бы себя наши религиозные друзья в долгосрочной перспективе, а кроме того, у Джудит вскоре появились совершенно иные планы.

Сам толком не понимаю, как и почему я отправился работать в Сассексский университет в Брайтоне. Помню только, что встречался с Асой Бриггзом, президентом университета, и с другими сотрудниками факультета. Один из них, Гэлли, уже был знаком со мной по Колстоновскому симпозиуму[67], проводящемуся в Бристоле. Он был рад услышать, что я собираюсь возродить хорошо известные научные драмы и разыграть их снова в приближении к подлиннику. Не помню, о чем мы договорились — помню лишь, что преподавал там в течение двух семестров (1974–1975), а после уволился — у меня было двенадцать часов в неделю (один лекционный курс, а также вводные лекции), и это было для меня слишком много. Ко всему прочему я чувствовал себя слабым и рассеянным. Некоторые студенты замечали, что у меня был измотанный вид — просто в этой аудитории лектору было негде сесть. Хотел бы я прочесть эти лекции получше! В сентябре 1974 года я отправился на конференцию в греческий Нафплион. Ее организовал Имре Лакатос, а финансировал папаша Лацис. Имре пригласил туда ведущих философов, историков (математики и физики) и экономистов, чтобы протестировать мощь своей программы, и собирался произнести духоподъемную речь на открытии. Но он умер, и вместо него вступительное слово произнес я, подражая его речевым привычкам и его з манере восхвалять разум и проклинать иррациональность. До Греции я добрался с некоторым трудом. Находясь в игривом настроении, я послал телеграмму: «Оправляюсь от желтухи, простуды и сифилиса в легкой форме. Держите врача наготове». Эта телеграмма была перехвачена, и папаше Лацису пришлось объясняться насчет меня с властями. Кажется, он здорово повеселился.

Кассель для меня — еще большая загадка. Что я делал в Касселе? Как и почему я туда угодил? Так или иначе, я читал там в течение двух семестров, и кажется, это были лекции по философии науки и по литературе. Я снял комнату в подвале дома за городом, вокруг были леса и романтические пешеходные тропинки — дом 29 по Зандбушвег. Зимой мы с хозяйкой вступили в борьбу за центральное отопление. Она всякий раз пыталась его отключить, но у меня было преимущество, потому что я жил рядом с заветным рычагом и постоянно включал его снова.

Зато я прекрасно помню, что привело меня в Цюрих (а именно в знаменитый Федеральный институт технологии, также известный как Цюрихский политех). Все это началось с Эриха Янча[68]. Мы вместе изучали астрономию в Вене, но после много лет не виделись. Когда мы снова встретились в Беркли, Эрих стал гуру самоорганизации. Он был знаменит, его уважали, но у него не было ни постоянной работы, ни друзей — по крайней мере, так казалось. Он довольно часто приходил ко мне, и мы говорили о личных делах, научных скандалах и новых открытиях во всех областях. Затем он заболел. Он отправился к иглоукалывателю, а после угодил в больницу. Через неделю его не стало. Я не знал об этом, пока не получил документ о том, что прах профессора Янча был развеян над Тихим океаном на такой-то широте и такой-то долготе, а стоимость церемонии «указана ниже». (Я был не единственным, кто получил такое сообщение — как минимум пять человек оплатили полную стоимость похорон Янча, и они все еще судятся.) Разумеется, я захотел узнать подробности этой истории. Я позвонил в госпиталь, но врачи были в растерянности. Да, они знали историю Эриха Янча. Он прибыл в клинику с чем-то, похожим на диабет, некоторое время держался хорошо, но затем по непонятным причинам отказала его иммунная система, и он скончался. Может статься, это был очень ранний случай ВИЧ.

Кроме меня, у Эриха был еще один друг — ослица. Она жила в парке за моим домом, и Эрих получил разрешение иногда брать ее на прогулку. Они гуляли дважды в неделю, соблюдая крайнюю пунктуальность. Иногда он уезжал читать лекции. Когда он возвращался, ослица изображала неприступность. И тогда Эриху приходилось пускать в ход всю свою силу убеждения, главным образом сахар и морковку, чтобы вновь завоевадъ ее внимание.

В один из своих последних визитов Эрих вскользь упомянул, что Цюрихский политех ищет философа науки. Про себя я подумал: «Может быть, это как раз то, что мне нужно». Я написал письмо президенту института: «Слышал, что вы ищете специалиста по философии науки — я заинтересован в этой работе». Вскоре выяснилось, что президент только начал думать о такой возможности, но он пообещал рассмотреть мое заявление, когда и если такая вакансия появится.