Убийство времени. Автобиография - [57]

Столкнувшись с миром, который я не мог уразуметь, но который представлялся мне важным, я стал думать, что мне «есть что сказать», и я старался сказать это более отчетливо. Я отвечал на рецензии, написал два сиквела к ПМ, составил сборник своих статей и приготовился написать книгу, которая более убедительно представит «мою позицию». Сочиняя и переписывая скучные главы о скучных вещах, я растранжирил драгоценное время, а ведь мог бы греться на солнце, смотреть телевизор, сходить в кино, или, может быть, даже написать несколько пьес. Да, прежде чем была опубликована ПМ, я накопил пространный список публикаций, но это было почти случайностью. Мне нравилось путешествовать и выступать с речами перед профессиональной и обыкновенной публикой. Я никогда не готовился к этим докладам — всего лишь записывал несколько мыслей, а остальную работу делал адреналин. Большая часть этих лекций сама собой складывалась в некую серию, которую организаторы брались опубликовать, поэтому мне в итоге приходилось придавать своим речам письменный вид. Статьи, написанные в результате этих выступлений, привели меня к профессорскому статусу, постоянным контрактам и кругленькой зарплате. На том и делу конец — так мне казалось. С этого момента я стал разубеждать администраторов в том, что я достоин дальнейшего продвижения вверх по служебной лестнице. Я говорил: «У вас ничего не получится, да и мне это не нужно — кроме того, я завязал с писаниной». (Пару раз меня оставили в покое, как я того и хотел, но еще дважды я был вынужден вручить им письменное «подтверждение работы». К моему величайшему удивлению меня повысили и в том, и в другом случае.) Словом, это был великолепный план, но он разрушился еще до нападок на ПМ.

Первыми критиками книги были рационалисты и помешавшиеся на науке. Времена изменились, а вместе с ними изменились и стандарты политкорректности, но шовинизм, неграмотность и нетерпимость по-прежнему с нами. Чтобы стало ясно, о чем я говорю, я приведу пример. Хилари Роуз пишет: «Всякий читатель Фейерабенда обязан видеть, что его философский рецепт «все дозволено» глубинным образом связан с его порочным сексистским представлением о новой теории как об обворожительной куртизанке, единственная цель которой — его услаждать… Разумеется, что и тот «ты», который «может делать всё, что угодно», однозначно гендерно определен. Никому и в голову не придет, пусть даже на мгновение, что в этом случае женщин приглашают делать все, что мы захотим».

Конечно, я привык к странным замечаниям, но именно это заслуживает особого удивления. «Она что, спятила? — воскликнул я, прочитав этот пассаж. — Как ей вообще удалось вывести идею о том, что ПМ предназначен только для мужчин, да к тому же еще и „однозначно“?»

Тогда один мой товарищ указал, что в одной из своих прежних статей я и в самом деле сравнивал хорошие теории с куртизанками. Заканчивая свой рассказ о некой более толерантной методологии, я написал, что ее применение «превращает науку из жестокой и требовательной госпожи в привлекательную и гибкую куртизанку, которая старается предугадать каждое желание своего возлюбленного». «Разумеется, — продолжал я, — нам дан выбор — выбирать для своей компании дракона или кошечку. Думаю, что мои предпочтения объяснять не нужно». По всей видимости, Роуз намекала на эти пять строк (написанных за десять лет до ПМ), когда писала свои замечания.

Роуз не ссылается на статью, в которой содержатся эти строки. В примечании она ссылается на ПМ и «Науку в открытом обществе», как если бы эти фразы появлялись в этих книгах и характеризовали их содержание. Вероятно, она даже и не читала этих книг.

Не буду задерживаться на том факте, что мои ремарки могут интерпретироваться по меньшей мере двояко — серьезно или как шутка, произнесенная с невозмутимым лицом. Но Роуз, кажется, не сильна в юморе или иронии. Если предположить, что эти замечания сделаны всерьез, я обязан заметить, что мои слова вряд ли можно счесть «пошлыми» — так могут подумать лишь те, кто разделяет страхи отцов пуританства. В моих словах уж точно нет ничего «сексистского». Здесь не говорится, что все женщины — куртизанки, или что у них нет другого призвания, кроме того, чтобы ублажать мужчин; вот это было бы «сексизмом». Здесь ясно говорится, что я предпочел бы, чтобы меня обслуживала куртизанка, — это означает, что я буду искать женщину, которая имеет такие наклонности (и есть много таких женщин), и что я желаю веселиться с ней ровно так же, как она будет веселиться со мной, если будет так же к этому расположена. В конце концов, я так же ясно заявляю, что есть и другие женщины — «строгие и требовательные госпожи», и другие мужчины, которые любят проводить время с ними. Согласен я и с тем, что выбор в этом тексте принадлежит лишь мужчинам. Это было сделано намеренно. Эта статья высмеивает попперианских маньяков — а среди них нет ни единой женщины.

Мы живем во времена, когда людям с особенными сексуальными предпочтениями предлагается выйти из тени и прилагаются усилия, чтобы приспособить законы и общественные институты к их стилю жизни. Ни геи, ни лесбиянки не говорят, что все являются геями или лесбиянками или обязаны ими быть; они заявляют, что они сами являются таковыми, что есть люди, готовые к ним присоединиться, и что они хотят иметь право и защиту закона, чтобы жить по-своему. Другими словами, они хотят поступать, основываясь на своих предпочтениях, писать о них, и выстраивать свои исследования и творческие усилия вокруг собственных склонностей. А Хилари Роуз, по всей вероятности, предлагает мужчинам, предпочитающим куртизанок, убраться с глаз или, пуще того, прекратить испытывать такие вот «непристойные» желания?