Убийство времени. Автобиография - [53]
После Белладжо нейрофизиолог Юнг[62] отвез меня во Фрайбург. Мы осмотрели дом Ницше в Зильс-Марии и другие исторические места. Жена Юнга была очень крупной дамой, вежливой, хотя и довольно назойливой; по большей части Юнг был у нее под каблуком. Заинтересовавшись моей историей болезни — ведь у меня были серьезные неврологические проблемы, — он пригласил меня в свой кабинет. Оказалось, что попасть к нему не так-то легко — привратник не мог поверить в то, что этакому забулдыге назначил встречу «Герр Профессор». Еще сложнее мне пришлось с секретарями, которые трепетали при упоминании «Герра Профессора». Наконец после долгого ожидания дверь в его офис распахнулась, и там за массивным столом сидел он сам — крохотный человечек, который должен был обо мне позаботиться.
Юнг также хотел познакомить меня с Хайдеггером, который иногда приходил к нему на обед. Он сказал: «Но это произойдет при одном условии — тебе надо укротить свой сарказм». Я решил, что мне это не нужно. В том же году я читал лекции в Беркли летом — по часу в день на протяжении шести недель. Выбрав в качестве своего предмета историю церковной догматики, я прочел все книги по предмету и особенно внимательно проштудировал Гарнака. Кажется, его труд до сих пор остается непревзойденным. Иногда я приходил на час раньше, чем студенты, иногда на полчаса, а иногда — и на два часа раньше. Почему я взялся за изучение догматики? Потому что развитие церковных догматов весьма схоже с развитием научной мысли. В тот же период у меня нашлось время, чтобы сломать ногу и обзавестись камнем в почках. Я жил полной жизнью. И при этом 10 мая 1967 года я записал в своем дневнике: «День проходит за нем, и зачем следует жить — непонятно». Это чувство не покидало меня на протяжении всех моих приключений.
12. «Против метода»
Во второй половине шестидесятых издательство New Left Books захотело издать сборник моих статей. Имре сказал: «Почему бы тебе не записать весь тот материал, который ты рассказываешь своим горемычным студентам? Я стану тебе возражать, и мы здорово повеселимся». Он также добавил: «Лично я бы предпочел издательство Кембриджского университета — это большое предприятие и они менее озабочены своей репутацией, чем крохотный бизнес, который только что стартовал и жаждет респектабельности». (Имре был прав. New Left заменило мои берклианские просторечия на британские недосказанности, а также опустило все без исключения шутки. Свою копию рукописи я потерял, и восстанавливать оригинальный текст было очень трудно). «В то же время, — заключил Имре, — Джудит [работница издательства, которая ко мне обратилась] — весьма милая дама, а ты уже дал обещание, так что это будет издавать New Left — и дело с концом». Получив такое напутствие, я принялся стряпать «Против метода» (ПМ).
ПМ — это коллаж, а не книга. Здесь есть описания, разборы, аргументы, которые я уже публиковал ранее — десять, пятнадцать и даже двадцать лет тому назад — и почти в тех же самых словах. Например, доводы в пользу плюрализма можно обнаружить в журнале Delaware Studies for the Philosophy of Science за 1963 год. В 1965 году я повторил их в статье «Проблемы эмпиризма», опубликованной в Pittsburgh Studies. Замечания про Галилея (о динамике и телескопе) сначала были опубликованы на немецком, затем на английском — под заголовком «Проблемы эмпиризма, часть 2» в тех же самых Pittsburgh Studies. В 1968 году я опубликовал статью под названием «Против метода», которая была напечатана в журнале Minnesota Studies in the Philosophy of Science в 1970 году. На конференции, которая предшествовала публикации, я предположил, что теория и наблюдение не являются независимыми сущностями, которые связаны правилами соответствия, а составляют неделимое целое. Конкретные доводы для этого утверждения выросли из моей рецензии на «Структуру науки» Нагеля (эта рецензия была напечатана в British Journal For the Philosophy of Science в 1964 году), общие основания были позаимствованы из моей диссертации (1951) и очерка для Аристотелевского общества (1958). Пространная глава о несоизмеримости стала итогом долгих исследований, опиравшихся преимущественно на три работы: «Открытие ума» Бруно Снелля, «Принципы египетского искусства» Генриха Шефера и «Оптика — наука зрения» Васко Рончи. Я все еще помню восторг, испытанный мной при чтении работы Снелля о гомеровских представлениях о человеке. Снелль не подгонял вполне самостоятельный материал под специально сформулированную теорию; он выявлял набор поведенческих черт, которые пронизывали в ту эпоху всё — язык, восприятие, искусство, поэзию, а также разные виды протофилософии. Повинуясь этим привычкам, древние греки, судя по всему, жили в особенном и самодостаточном мире.
