— Валерия! — снова позвал сотрудницу Белявский. — Как давно?
— Второй день, — ответила та, опять выглянув из-за кульмана.
— Второй день, — передал Белявский услышанное Горюнову. — А если не секрет, что она натворила?
— Пока ничего, не волнуйтесь. Она проходит по одному делу очень ценным свидетелем, — передразнивая манеру Белявского, ответил Горюнов.
— Ага, — понимающе хмыкнул тот и снова нахмурился. — Вам, конечно же, нужна её характеристика?
— Неплохо бы, — сказал Горюнов, не торопя собеседника. Ему понравилось с ним играть.
— А вам хорошая нужна характеристика или объективная? — Белявский, казалось, ничего не боялся. Он начинал нравиться Горюнову.
— Объективная, — наклонился к самому Белявскому Горюнов и шепотом сказал: — И неплохо бы её фотографию. Девять на двенадцать. Можно черно-белую.
На лбу Белявского снова собрались складки. Без выработки и принятия решения он, очевидно, действовать не мог.
— Филипп Филиппович! — после некоторой паузы громко позвал он еще одного сотрудника. Где-то в чаще кульманов раздался мышиный шелест.
— Я вас слушаю, — из ниоткуда появился плотный кучерявый мужчина лет сорока пяти в мятом сером пиджаке и с карандашом за ухом.
— Филипп Филиппович, помните, у нас где-то передовики были?
Теперь настала очередь задуматься Филиппу Филипповичу:
— Кажется… Да. На шкафу. Где же им еще быть?
Он подошел к высокому шкафу, забитому бумагами и вытащил сверху запыленный фанерный стенд. Затем, выудив откуда-то из-за шкафа тряпку, стер с его боков пыль и поднес к столу начальника.
— Вот, — протянул он стенд Белявскому.
Горюнов посмотрел на фото Ракитиной и нашел, что оригинал не так уж сильно и состарился.
— Вы разрешите, снять её фотографию?
— Пожалуйста, теперь все равно никто не соревнуется — времена изменились. Кто мы сейчас: передовики или отстающие, — сам черт не разберет.
Белявский произнес это с таким пафосом, с такой философской отстраненностью, что Горюнов едва не рассмеялся. Нет, Белявский — мужик что надо! В компании с ним, наверное, не скучно.
Горюнов поднялся, убирая фотографию Ракитиной в карман:
— Тогда я откланяюсь?
— А характеристика?
— Мне, собственно, нужна была только фотография.
— Так бы сразу и сказали, — обиженно пробубнел Белявский.
Когда Горюнов вернулся в горотдел, Михайлов еще был в кабинете. Он так и не смог уехать. Еремин хотел слышать все сам.
— Ваше задание выполнено, товарищ майор, — сказал Горюнов и протянул Михайлову фотографию Ракитиной.
— Хорошо, — как ни в чем не бывало произнес Михайлов. — Ты обедал?
— Еще нет, — ответил Горюнов.
— Тогда дуй на обед, а после заскочи, пожалуйста, в институт, где училась Лайма, и выясни адрес её родителей. С ними, я чувствую, нам тоже придется встретиться. Я тем временем еще раз загляну на квартиру Кравченко: возникли кой-какие вопросы.
— Тогда до вечера? — спросил Горюнов, обрадованный таким поворотом дела: он давно проголодался.
— До вечера, — сказал Михайлов и посмотрел на снимок Ракитиной.
«Фотогеничная», — подумал он.
Горюнова уже и след простыл.
Михайлов позвонил в квартиру, соседнюю с Кравченко. Дверь открыла невысокая пожилая женщина.
— Простите, пожалуйста, Алена Дмитриевна, я майор Михайлов из милиции. Я понимаю, что вас не так давно опрашивал следователь по поводу вашего соседа, Сергея Кравченко, но тут у нас появились новые вопросы. Вы не могли бы мне помочь?
Женщина подозрительно окинула Михайлова взглядом и, прищурив глаза, внимательно прочитала протянутое служебное удостоверение, потом раскрыла дверь и пригласила войти:
— Проходите.
Михайлов вошел. В гостиной Алены Дмитриевны сидела еще одна старушка. Михайлов поздоровался и с ней. Алена Дмитриевна жестом пригласила Михайлова сесть в кресло, сама опустилась на диван.
— Слушаю вас, Николай Николаевич, — сказала она и тут же объяснила своей подруге цель визита Михайлова:
— Товарищ из милиции, пришел узнать о Сергее, которого убили.
— А! — оживилась подруга Алены Дмитриевны. — Как жаль, что я так много пропустила — уезжала накануне вечером. Я тоже соседка, только живу этажом выше. Я и не думала, что она на такое способна, а она вишь как! Зарезала его, и где только столько дней скрывалась? Вы её поймали?
— Погодите, погодите…
— Елена Юрьевна.
— Елена Юрьевна, я что-то не пойму. Вы о ком говорите? — Михайлов был в недоумении.
— Как — о ком? О Лайме, конечно. Я ведь её тогда видела, перед отъездом.
Тут пришла очередь удивляться её подруге.
— Да что ты такое говоришь, Леночка. Лайма же умерла два месяца назад.
Старушка заерзала в кресле, потянулась к Михайлову за поддержкой, но Елена Юрьевна была непоколебима. Она прищурилась, будто обдумывая сказанное, и подтвердила:
— Вот и я была поражена. — Она выпрямилась и уставилась мимо Михайлова куда-то в стену. — Я даже остолбенела, когда увидела её. Ну, думаю, призраки в доме появились. — Елена Юрьевна перевела взгляд на Михайлова. — Она и прошла в квартиру, ни разу не обернувшись, как лунатик какой-то. Я наверху стою, спускаться боюсь, думаю, неужто покойники мерещиться стали? Ущипнула себя, когда она в квартиру вошла, — нет, живая я. Может, думаю, её ущипнуть надо было?
