У ворот Северина - [85]

— Сюда, по этой тропинке! — Санду потянул Ромикэ за руку.

— Ага, смотри-ка, село Бановицэ.

Но не успели они сделать и шага, как сильнейший грохот потряс землю, и его зловещее эхо прокатилось по округе. Стаи разбуженных птиц пронеслись над верхушками деревьев. Немедленно взвились звуки горна — тревога! Раздались одиночные выстрелы, послышались чьи-то голоса. Люди кричали, звали, требовали, бранились, все сливалось в один сплошной гул.

Санду и Ромикэ с минуту постояли молча, переглянулись и, улыбаясь, пожали друг другу руки.

— Дело сделано… — прошептал Санду; в его глазах светилась радость. — Я счастлив, боксер, счастлив, что мы дали немцам по кумполу! Мы им сделали нокаут, нокаут в три секунды!

— Давай, парень, уносить ноги, замешкаемся — попадем черту в лапы, — заметил озабоченный Ромикэ и с винтовкой за спиной побежал вниз между деревьями.

Санду поспешил за ним, стараясь не отставать. Он радовался, как ребенок, подбрасывая на ходу пустой портфель и с трудом продираясь сквозь листву.

Когда они подошли к Бановицэ, петух, сидевший на заборе спиртового завода, начал кукарекать, возвещая наступление второй половины ночи. Измученный Ромикэ привалился к забору, снял майку и принялся вытирать пот, катившийся градом по лицу и спине. То же самое сделал и Санду. Передохнув, они направились в город, чувствуя себя в полнейшей безопасности, и путь их лежал через учебное поле полка.

24

Младший лейтенант запаса Виктор Ганя был высокий, сильный, цветущий богатырь; глядя на него, можно было подумать, что он появился из детской сказки. Ступал тяжело, но шаг чеканил, двигался не торопясь, слегка враскачку. Он всегда одевался аккуратно и со вкусом, даже если речь шла о простой военной форме… Китель сидел на нем как влитой; блестящие пуговицы, изысканный элегантный галстук из шелка защитного цвета, ладно сидящие брюки и черные сапоги из шевровой кожи, начищенные до блеска, придавали ему вид щеголя. Внешне он был похож на чемпиона по штанге или классической борьбе, а его голубые глаза на смуглом лице смотрели открыто и искренне, были добрыми и ласковыми.

Родом он был из-под Сигишоары. С детства привык к труду и лишениям. Родители, бедные крестьяне, батрачили у кулака, мальчик каждое утро развозил в бидонах хозяйское молоко на продажу. С рассвета и часов до семи утра, босой и пропыленный, в холщовой рубахе и брюках, он тянул под уздцы костлявую понурую клячу и останавливался у каждого подъезда в центре города. Наливал молоко в кастрюли, кувшины, бутылки, а когда солнце поднималось довольно высоко, сваливал пустые бидоны в повозку, нещадно нахлестывал кобылу и под грохот бидонов, который будил всех собак в округе, приезжал в корчму на окраине города, владелец которой доводился хозяину Виктора братом. Виктор ставил свой экипаж под навес, торопливо мыл бидоны, поил, привязывал клячу и, бросив ей охапку сена, бежал в школу с завернутыми в белое полотенце книгами под мышкой. Там он садился за парту и внимательно слушал учителей, стараясь не пропустить ни слова. После обеда бежал к корчме, выводил лошадь на улицу, стегал ее кнутом и пускался в обратный пятнадцатикилометровый путь до села, где он жил с родителями.

В комнатке рядом с конюшней, где жили также три его младших брата, при коптящем огоньке керосиновой лампы Виктор занимался до глубокой ночи. После тяжелого трудового дня, в течение которого он бегал по поручениям хозяина, таскал воду, чистил скребницей лошадь, доил коров, относил точить мотыги, подметал хлев и двор, кормил свиней и выполнял другую работу, которой не было ни конца ни края, Виктор чувствовал страшную усталость.

Он был самым сильным мальчиком в школе и, казалось, мог постоять за себя, но ему не доставляло удовольствия ссориться, и он делал вид, что не слышит, как дети богачей кричат ему вслед: «Великан у нас живет, сыр овечий продает!»

— Врежь им, Ганя, — советовали ему некоторые, возмущенные их насмешками над ним.

Он же, бывало, только улыбнется, махнет рукой — и снова за работу. Он старался никого не задеть и даже, боясь раздавить муравья, обходил муравейники, которые попадались на пути.

К концу учебы в гимназии он приобрел пару новеньких башмаков на каучуковой подошве, но надевал их только зимой, когда шел в школу. Однажды, ближе к весне, он пришел в грязной, поношенной обуви из домотканой шерсти на подошве из лыка. Глаза его были заплаканы, лицо потемнело.

— Что случилось, Виктор? — сочувственно спросил его сосед по парте. — Ботинки украли?

— Вчера утром умер отец, — с трудом выдавил из себя юноша, глотая слезы. — Он строил навес для хозяина, на него упало бревно и зашибло насмерть. Я обул его в свои башмаки, а то ведь и похоронить не в чем…

Учился Виктор лучше всех в классе, но первым учеником никогда не считался. Одноклассники очень уважали его, но предпочитали лишний раз не говорить об этом.

После гимназии Ганя поступил в Бухарестский университет и закончил его, живя впроголодь, скромно одеваясь на деньги, которые он зарабатывал, давая уроки детям столичных богачей. Позднее он стал учителем латыни в родном городе, по улицам которого до самых выпускных экзаменов в школе разъезжал на повозке, полной бидонов с молоком. Во время войны он прошел сокращенный двухгодичный курс военного училища, и ему присвоили звание младшего лейтенанта запаса.