У ворот Северина - [60]

— Как же мне не хотеть, господин капрал? — продолжал Ницэ Догару и по очереди посмотрел в лицо каждому. — Я бы хотел, чтобы страной командовали крестьяне, такие, как я, или рабочие, такие, как вы, люди, которые знают и понимают наши нужды и наши беды…

— Правильно, дядя Ницэ, — сказал капрал, — каждый из нас хотел бы, чтобы управляли страной рабочие люди. Но, чтобы эти люди оказались у власти, необходимо изменить несправедливый порядок, который существует у нас в стране, нужно другое отношение к рабочему человеку, такому, как я, вы, Тотэликэ и другие. А этому не бывать без борьбы, только в борьбе мы можем исправить несправедливость, в борьбе не на жизнь, а на смерть против всякой гнили, против всего, что унижает нас, укорачивает нашу жизнь, и без того горькую и тяжелую. Эту борьбу, дядя Ницэ, должны вести люди, которые сами работают, и работают для того, чтобы жить, а не для того, чтобы накопить богатство и жить за счет других…

Динку старался говорить как можно понятнее про тяжелую жизнь и нищету униженного, эксплуатируемого народа, втянутого в войну, которой он не хотел, народа, над которым издеваются богатеи и банкиры; о том, как должен поступить каждый честный человек, который надеется, что придут другие времена, что загорится наконец свет во мраке, который окутал страну. Он говорил, а солдаты слушали, не сводя с него глаз, ловя каждое слово, удивляясь, сколько здравого смысла у их командира, который сейчас стал ближе их душе и сердцу. Они считали, что это совершенно нормально, что так и надо, ведь он сам рабочий и живет тем, что заработает своими руками.

— Поняли вы меня? — закончил он свою короткую беседу с солдатами. — Вы не читаете газет, не слушаете радио, ничего не знаете о происходящих в мире событиях, не слышите, о чем говорят люди в городе, вас ведь не выпускают из казармы, а я хожу с разными поручениями, слышу о чем говорят люди, и знаю, что они копят злость в душе, каждый ищет дорогу, которая ведет к лучшей жизни…

— Ваша правда, господин капрал…

— Люди сыты войной по горло, — продолжал капрал все более напористо и убежденно, — многие не только отдали последнюю корову со своего крестьянского двора, они отдали жизнь или безвозвратно потеряли здоровье, людям надоело получать по карточкам хлеб, керосин, масло, надоело погибать, защищая интересы правителей страны. Наш смертельный враг у нас в стране, в двух шагах от нас, он ходит поблизости как призрак, можно подумать, он невидимка, но он пьет нашу кровь и держит нас за горло, он не дает нам вздохнуть — это маршал со своими подпевалами, Гитлер со своими фашистами и все, кто встал на их сторону. Вот как все происходит. Это я и хотел вам сказать.

— Близкую сердцу правду говоришь ты, господин капрал.

— Еще минуту внимания! — попросил Тудор Динку.

Солдаты замолчали и затихли. Тесно прижавшись друг к другу, они приготовились ловить каждое слово своего командира.

— О чем я хотел бы с вами договориться, — продолжал Динку, стараясь заглянуть в глаза солдатам. — Мы здесь беседовали как люди, у которых общая беда, я верю, что среди нас нет предателя, который бы продал нас начальству…

— Как вы сказали, господин капрал? Который бы продал? — Ницэ Догару схватил Динку за руку. — Продаст, говорите? Я смотрю в их глаза, как смотрю в ваши, господин капрал, я вижу в них тот же свет, черт побери, мы ведь знаем друг друга, давно тайком обсуждаем разные разности, нам это не впервой, только теперь, если и вы с нами, у нас полегчает на душе, сердца наши не будут закрыты. Так, братцы?

— Слово твое закон, дядя Ницэ, не спрашивай ты нас, не студи зря рот, — послышался из темноты голос Тотэликэ. — Я давно распознал господина капрала, понял, что он наш. Я однажды тебе сказал: этот человек страдает вместе со всеми обездоленными.

— У меня, как и у вас, — заговорил опять Тудор Динку, — одно желание, братцы, чтобы наступил мир и чтобы соблюдалась справедливость в нашей стране.

— Вот именно, господин капрал, и справедливость! — горячо поддержал его Ницэ Догару. — Потому что мало толку нам будет от мира, если мы не добьемся справедливости у себя в стране…

— А теперь пора кончать беседу, — сказал капрал, — давайте займемся бросками, как приказал нам плутоньер Грэдинару. — С этими словами он поднялся, отряхнул брюки и подождал, пока встанут остальные солдаты.

— Господин капрал, — обратился к нему Ницэ Догару, подойдя поближе, — я хотел замолвить словечко за нас, грешных, — и лукаво посмотрел на окружавших их солдат.

— Ну говори, дядя Ницэ…

— Зачем нам ломать косточки на этом проклятом поле? Скажем, что мы сделали, как велено, и готово! Так ведь, братцы? — повернулся он к солдатам. — Ведь полезнее нам было послушать то, что вы нам рассказали, чем падать животом на землю…

— Верно, господин капрал, дядя Ницэ прав, — поддержал его Тотэликэ. — Никто не проговорится, господин капрал…

— Лучше побеседуем еще о нашей жизни, очень хорошо вы об этом говорите, как будто читаете по книге… честное слово, люди добрые, я готов без конца слушать, когда он говорит…

Капрал Динку опять снял с головы пилотку, вытер ладонью пот со лба, улыбнулся в темноте краешком губ, не зная, что ответить. Он не знал, на что решиться, колебался, думая, как поступить… Он и сам не собирался зря гонять людей — некоторые из них имели фронтовой опыт, — тем более что был уверен в несправедливости наказания, все произошло из-за дурацких выходок Грэдинару, который только и знал, что материться, избивать солдат, сажать их в карцер или мучить нарядами… Какой толк от таких занятий, когда большинство этих людей уже побывали на передовой, под градом пуль? Он попытался объяснить это Грэдинару, но тот бросил на него взгляд, в котором легко читалось: «Будешь делать эти броски вместе со всей ротой». Было ясно, что плутоньер не понял, что ему хотел сказать Динку.