У ворот Северина - [29]

Учитель удивленно поднял брови, повернулся к жене и вопросительно посмотрел на нее. Сунул руки в карманы пиджака и, нахмурившись, уставился сквозь очки на сына.

— У тебя появились бунтарские замашки, Михай, — сказал он, обошел стол и остановился напротив сына, сверля его взглядом. — Скажите на милость! Видно, в лагере ты даром времени не терял…

— Не понимаю, о чем ты говоришь, отец.

— Отлично понимаешь, и уж, во всяком случае, я не собираюсь ничего тебе объяснять, — отпарировал тот, возвращаясь к своему стулу.

— Каждый честный человек, который увидел действительность Германии как она есть, проник в суть вещей, несомненно, придерживается таких же взглядов, какие ты интуитивно чувствуешь, подозреваешь у меня, — решительно ответил ему Михай. — Ты, папа, знаешь жизнь Германии только по газетам и фильмам. Я, увы, из собственного опыта. Два года я жил там, у них… Думаю, мои взгляды понятны…

— Твоя сестра недалеко ушла от тебя, — продолжал горячиться учитель. — Она вздумала подвергнуть сомнению современную немецкую культуру, и ее чуть не выгнали с волчьим билетом. К счастью, я сам учитель, да и мамины коллеги поддержали меня… В противном случае…

— Девочка не виновата, Влад, Просто во всем, что их не устраивает, эти люди усматривают подрывную деятельность…

— Перестань, Ана! — остановил он жену. — Я знаю, что говорю. Зачем подливать масла в огонь? Зачем вызывать напрасные подозрения? Не лучше ли избегать таких ситуаций? Никогда не знаешь, к чему они приведут.

В комнате снова нависла гнетущая тишина. Только стенные часы с маятником тикали размеренно и безмятежно, совсем как в мирное время. Влад Георгиу в который раз снял очки и начал тщательно протирать их носовым платком. Ана глубоко вздохнула и, глядя на Михая, горестно покачала головой. От пережитых бед сын возмужал. На лице пролегли морщины, состарившие его на несколько лет. «Бедный мальчик, — мысленно пожалела она сына, — сколько он перенес… Хорошо, что вернулся домой… Он скоро оправится, станет прежним».

— Тебя, конечно, разыскивает полиция, — прервал ее размышления голос мужа, неестественно тихий для его возбужденного состояния.

— Думаю, да…

— Значит, тебе нельзя оставаться дома, — заключил учитель, широко разводя руками и давая понять, что он бессилен в подобных обстоятельствах. — Скрывайся где-нибудь в другом месте. Разумеется, я помогу. Но здесь ты ни в коем случае не останешься. Мне очень жаль. Ты мой сын. Мать и я ждали тебя, тревожились, но, дорогой мой, я не желаю иметь из-за тебя неприятности. Твои свободолюбивые взгляды, поездки в чужие страны отдалили тебя от семьи. Ты теперь взрослый человек и сам можешь судить обо всем…

— Ладно, отец… — сказал Михай каким-то бесцветным голосом, вставая и собираясь уходить. — Три недели я скитался голодный, холодный, надеясь найти у тебя убежище, поддержку, а ты… Ну ничего, ничего… — И Михай решительно шагнул к двери, с гордо поднятой головой, прямой, независимый.

— Михай! — крикнула Ана, обезумев от горя, и загородила ему дорогу, повисла на шее. — Мальчик мой, не уходи! Нет, нет! О господи, сколько я молилась, сколько слез пролила, пока тебя ждала! И вот ты с нами, ты дома… Не уходи, дорогой… Влад! Ты что, с ума сошел? Куда ты гонишь единственного сына? Оставайся, Михай, отдохни, мой мальчик, помойся, поешь. Смотри, что тебе принесла мама. Хлеб, огурцы, брынза… На базаре ничего нет… Живем как придется. Жизнь такая страшная, а мы еще и враждуем…

В отчаянии женщина разразилась слезами. Она содрогалась всем телом, не владея собой. Обхватила голову сына руками и начала гладить буйную шевелюру, делающую его почти неузнаваемым. Как она мучилась! Как ждала его! Сколько дней и ночей провела в слезах, надеясь на его возвращение! А он уходит! Куда?! Снова в неизвестность? Снова скитаться, как бродяга? Нет, она его не пустит! Михай, ее дорогой мальчик… Нет, нет! За ним следят? Его ищут? Ну и что? Они с Даной спрячут его, как прячут другие беглецов с фронта. Никто его не найдет. Она знает, где спрятать сына. Говорят, война скоро кончится. Бог даст, настанет мир и покой. Каждый будет заниматься своим делом. Мальчик поступит в институт в Бухаресте или Яссах. Устроит свою жизнь… Зачем она, глупая, не послушалась Влада? Зачем отпустила в военное училище? Лучше бы сын, как и отец, поступил на исторический… Сын… Ее сын…

Учитель сидел молча, горестно спрятав лицо в ладони. Мысли его путались. Нет, нет, не для лагеря растил он сына. Но и мятежником, революционером не хотел его видеть. Нездоровые идеи овладели незрелым умом сына. А он-то мечтал, что Михай станет образованным, интеллигентным человеком с безупречной репутацией в обществе. Увлечется наукой. Получит университетскую кафедру. А почему бы и нет? Отцу не удалось, сын добился бы. Исторический факультет — это очень перспективно… Сын послушался матери, стал офицером… И что же? Он вернулся домой как беглец, как дезертир. Его преследует полиция…

Во дворе послышался топот. Дверь распахнулась, и в комнату вбежала Дана — веселая, шумная, словно после ребячьих игр, а не тяжелой работы. И правда, за ней гнался Костел, пытаясь схватить ее за ногу. В руках у него был силок из проволоки.