У ворот Северина - [128]

— Здесь, господин плутоньер! — вынырнул из темноты капрал.

— Позаботься, парень, чтоб не осталось ни одной стреляной гильзы. Все собрать, до единой! Знаю я это мужичье, им бы только баклуши бить!

— Но, господин плутоньер, — попытался возразить Динку, — мы же не на стрельбище! Это там одним глазом на цель, другим — на гильзу. А здесь счет не на гильзы — на людей! Война…

— Разговорчики! — оборвал его Грэдинару. — Тоже еще адвокат нашелся! Чтоб были мне все гильзы до последней, понял? Я из своего кармана за них платить не намерен.

— Да кто с вас спросит, господин плутоньер! — не сдавался Динку. — Одно дело на полигоне, другое тут… Война есть война!

— Да что ты заладил: «Война, война!» — Грэдинару, приподняв велосипед, со злостью ударил о землю колесом. — Какая такая война? Это там, на фронте, вам, дуракам, дозволено палить без разбору, как на свадьбе, а тут у меня каждая гильза на учете… Это же надо, десять ящиков патронов за один вечер разбазарили!

Он с трудом взгромоздился на велосипед, нажал на педали и через мгновение скрылся в темноте.

38

Под вечер следующего дня румынский патруль остановил при въезде в город, у моста через реку Тополницу, головную часть немецкой колонны: пятьдесят шесть офицеров, двести восемьдесят унтер-офицеров, примерно тысяча двести солдат. В колонне были и женщины, человек сто сорок из нестроевых служб. Колонна двигалась на автомашинах — восьмидесяти грузовиках — и имела при себе десять зенитных орудий.

— Was ist?[30] — Насквозь пропыленный немецкий офицер вылез из машины и подошел к румынскому сержанту, старшему по званию в патруле. — Нельзя?

— Нельзя! — отрубил сержант, низенький плотный паренек, и строго поглядел на немца.

— Почему нельзя? — недоуменно поднял белесые брови немец. — Немецкая армия, мы… было… союзник… друг…

— Было… союзник… — передразнил его сержант. — Все, конец! Было да сплыло, понял? — Он покрепче сжал в руке автомат и пошире расставил ноги. — Приказ у меня, ясно? Никого в город не пропускать.

Немец озабоченно пожевал губами. Взглянул на часы и медленно побрел назад к колонне.

Подойдя к машине, где сидели старшие офицеры, он вытянулся по стойке «смирно» и доложил обстановку. Офицеры посовещались, и один из них, грузный, с красным апоплексическим затылком и моноклем в глазу, вылез из машины, потянулся, разминая затекшие от долгого сидения ноги, отряхнул перчаткой пыль с груди и рукавов и в сопровождении первого немца зашагал к голове колонны.

— Наш командир, — как можно более отчетливо выговаривая каждое слово, обратился к румынскому сержанту первый немец, — хочет пойдем к фаш командир…

Сержант внимательно выслушал офицера, но ничего не ответил. Должно быть, просто не знал, как поступить.

— Машины стоять на месте, — коверкая язык, продолжал первый немец. — Мы идем фаша комендатура.

— Ну ладно, — решился наконец сержант и, повернувшись в сторону зарослей у дороги, крикнул: — Эй, ребята, ко мне!

Двое вооруженных солдат выскочили из кустов и, подбежав к сержанту, вытянулись в ожидании приказаний.

— Отведете их в казарму к господину полковнику. Только не спускайте с них глаз!

Через полчаса немцы уже были в кабинете полковника Предойю. Несмотря на вежливые и настойчивые предложения полковника, сесть отказались и остались стоять с насупленными, высокомерными лицами, величественные и неподвижные, как изваяния. Всем своим видом они выражали брезгливое недоумение. Подумать только! Презренные румынские вояки не пускают их в город! Их, воинов непобедимого рейха!

— Вы говорите по-румынски, господа? — осведомился Предойю.

— Немного, — ледяным тоном ответил самый важный из немцев, и лицо его приобрело прямо-таки кирпичный оттенок. — Я есть подполковник Обст, — подчеркнуто небрежно кивнул он. — Мы хотим иметь… как это… проход. Да, да, проход…

— Пропуск, — усмехнулся Предойю.

— Ja, ja… пропуск, ходить на Тимишоара.

Кое-как немец объяснил, что они получили приказ из центральной военной комендатуры, то есть из Бухареста, двигаться на запад. Они знают, что отношения между двумя странами изменились, и искренне сожалеют об этом. Они заверяют, что будут вести себя как друзья и не дадут повода ни к каким инцидентам. И еще: в городе, как известно, находится подполковник Клаузинг, они желают вступить с ним в личный контакт.

— Подполковника нет в городе, — спокойно уточнил Предойю.

— А где он? — удивился Обст.

— Отбыл сегодня в Тимишоару, — дипломатично ответил Предойю. — Вместе со всем своим подразделением.

— Ja, ja, Тимишоара, — закивал головой Обст. — Ошень карашо, уехаль, ошень карашо… мы тоже ехать ф Тимишоара…

Предойю объяснил, что в связи с изменившимися отношениями обе страны находятся теперь в состоянии войны, поэтому верховным командованием румынской армии приказано останавливать, разоружать и интернировать проходящие немецкие части.

— Как это… интернирофать? — Глаза Обста сверкнули. — Интернирофать немецкий зольдат?! Плен?!

— Почему вы так удивляетесь, господин подполковник? Разве для вас плен такая уж новость? Разве вы не попадали в плен на других фронтах, и даже к нам в 1917 году, во время первой мировой войны? Думаю, вы согласитесь с тем, что мы относились к немецким военнопленным вполне корректно, не так ли? От имени своего командования я предлагаю вам добровольно сложить оружие и сдаться в плен… Да, в плен. Если же вы этого не сделаете, — Предойю широко развел руками, — пеняйте на себя. Гарнизону не останется ничего другого, как принудить вас сдаться в плен…