У ворот Северина - [100]

— Он продавал кухонную плиту? — спросили снизу.

— Нет, не плиту, а чугунную печурку, но он ее уже продал… Давай заходи, мы тебя ждем…

Через минуту, нагнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, в комнату вошел довольно высокий человек, в надвинутой на глаза черной шляпе, в коричневой рубашке с засученными рукавами. Это был Ион Райку.

— Добрый вечер! — поздоровался он, прошел в угол комнатки и сел за стол, на котором стояла керосиновая лампа. Сняв шляпу, пригладил волосы на лбу и, прищурившись, внимательно осмотрел всех.

— Кто это? — шепотом спросил Ганя, наклонившись к уху капрала.

— Не знаю, его лицо мне незнакомо! — пожал плечами Динку.

Стало совсем тихо. Райку придвинул лампу, и только при ее свете все увидели его суровое, смуглое лицо с ранними морщинами, сжатый рот и угольно-черные глаза, которые живо поблескивали из-под кустистых бровей. Густые, на косой пробор, волосы серебрились у висков, а непослушная прядь падала на высокий лоб, и он часто откидывал ее легким движением головы. Подошел к столу и Хараламб, надел очки и по едва заметному знаку Иона Райку открыл совещание:

— Прежде всего я хотел бы представить нового члена организации. Младший лейтенант 95-го пехотного полка, офицер, призванный из запаса, Виктор Ганя. Недавно он вошел в состав одной из боевых групп нашего города.

Все повернулись к Гане. Райку улыбнулся ему и поднял лампу над головой, чтобы каждый рассмотрел Виктора получше. Глигор подвинулся ближе к столу.

— А сейчас перейдем к повестке дня, — сказал Хараламб. — Прошу тебя сделать сообщение, — повернулся он к Райку. — Нам нужно уложиться самое большее в двадцать минут…

Райку спокойно и неторопливо кивнул, прибавил в лампе огня, так что она стала слегка коптить, и еще раз осмотрел лица всех собравшихся. Он начал говорить медленно, тщательно взвешивая слова, стараясь быть как можно более понятным и убедительным.

— Народные патриотические силы, — говорил он, — готовят в стране свержение Антонеску и заключительный этап борьбы против настоящих врагов нашего народа, гитлеровцев. Пока неизвестно, когда этот решающий момент наступит. Задача первостепенной важности для всех патриотов сегодня — готовность к вооруженной борьбе. Для этого, — продолжал он ровным голосом, — коммунисты уже давно начали сплачивать патриотические силы нашего города, вооружать людей и готовить их к решающей схватке. Для чего мы собрались здесь в таком тесном кругу? Чтобы посоветоваться, обсудить во всех деталях наш план действий, принять конкретные организационные меры, предусмотреть все, что необходимо. Вы уже слышали, что мы имеем теперь в своих рядах офицера Виктора Ганю, чьи знания военного дела чрезвычайно ценны для нас. Мы поздравляем его со вступлением на благородный путь спасения родины.

Ганя был искренне тронут и так смущен, что не знал, куда девать свои большие руки. Нерешительно задвигавшись на ящике, который вот-вот мог развалиться под его тяжестью, он наконец решился и медленно поднялся во весь свой богатырский рост, чуть не упираясь головой в грязный облупленный потолок.

— Прежде всего я должен вас поблагодарить, — тихо, почти шепотом начал он. — Поблагодарить за то, что нашел путь, по которому, я уверен, хочет идти каждый честный человек нашей страны, путь борьбы с несправедливостью, путь, который ведет к лучшим и более счастливым временам для всех нас… Я не читал программы коммунистической партии, но я знаю, как разворачивались события 1933 года в Гривице и позже, на процессе в Крайове, и я понимаю, что политика коммунистической партии проводится в интересах простых людей, людей угнетенного класса, рабочих… И я был безлошадным крестьянином, жил трудно, да что там говорить, все и так ясно! — заключил он, смутившись оттого, что заговорил о себе. — Спасибо и капралу Динку, это он взял меня за руку и привел к вам… Прошу вас, не сомневайтесь в моей преданности. Уверяю вас, я не боюсь трудностей и риска. Вы убедитесь, я человек верный. Еще раз спасибо, что вы приняли меня в свои ряды. Мы будем вместе бороться и победим…

Все были взволнованы. Им понравилось, как говорил Ганя; они оценили простоту, искренность, естественность этого человека, вышедшего из народа, горящего желанием принять активное участие в революционной борьбе, идти вместе с теми, кто хочет вытащить страну из болота нищеты, спасти от гибели.

— То, что сказал наш друг Виктор Ганя, — заметил Райку, — прекрасно выражает чаяния истинных патриотов у нас в городе, как и во всей стране, они ненавидят до глубины души режим Антонеску и готовы в эти трудные минуты взять в руки оружие.

— Моя рота, простите, что я вас перебил, полностью в вашем распоряжении. Заверяю вас, как ее командир… Верно, капрал?

— Верно, — энергично подтвердил Динку. — Я тоже беседовал с людьми, знаю их, знаю, чего они хотят…

— Вот видите! Так оно и есть! Прошу прощения, что вмешался.

— Молодец, младший лейтенант, — прошептал ему Глигор и крепко пожал руку.

— Жизнь многому меня научила. Вот я и пришел к вам. Ведь здесь все коммунисты? Себя я считаю коммунистом. И хочу, чтобы вы это знали…

Хараламб попросил всех говорить тише, чтобы их не услышали с улицы. Ганя очень смутился, он понял, что замечание относится к нему.